Кто сильнее, холера или цадик?
Мы продолжаем тему «Евреи и эпидемии». И предлагаем читателям небольшой отрывок из «Записок еврея» – беллетризованных мемуаров Григория Исааковича Богрова (1825-1885), опубликованных в свое время в журнале «Отечественные записки» (1871-1873).
Григорий Богров
В городе Л. разнеслись радостные слухи о скором приезде какого-то цадика, хотя еще молодого, но уже прославившегося своими чудодеяниями по всему еврейскому миру. Особенно он славился своей специальностью по части изгнания холеры, которая, по словам хасидимов, боялась цадика хуже чумы. Поговаривали, что он обладает против холеры какими-то специфическими, таинственными средствами, от которых холера удирала без оглядки. Возрадовался еврейский люд радостью великою. Общество еврейское послало ему на встречу целую депутацию, которая обязана была ускорить его приезд, и в качестве почетнаго караула проводить его до города. Цадику приготовлена была квартира со всеми удобствами. Для него делались складчины.
Наконец, настал великий день торжественнаго вступления его во врата города. Евреи высыпали целыми толпами встречать великаго мужа. В числе любопытных был, конечно, и я. Истиннаго значения цадиков я тогда еще не понимал. С чувством робости и страха я осмелился поднять глаза на чуднаго Геркулеса, побеждающаго самаго ангела смерти, в лице холеры. Я ожидал встретить атлета, и, к удивлению моему, увидел маленькаго, изсохшаго еврейчика, с лицом, похожим как цветом, так и формою на сильно сплюснутый и выжатый лимон. Этот микроскопический герой, в своей громадной, польской буде, занимал столько же места, сколько занимает муха в пустом пространстве большаго горшка. С ним, в буде, сидело два, очень толстых и жирных помощника. С триумфом толпа евреев довела его до квартиры, и целые дни затем евреи входили и выходили от него. Толпы женщин и ребятишек, с утра до вечера, околачивались возле того дома, где жил цадик, чтобы как нибудь, хоть мельком, насладиться его лицезрением. Холера, между тем, как будто не замечая присутствия своего властелина, продолжала свою свирепую работу.
Цадик, отдохнув дня два от дороги, приступил к экспериментам по части изгнания холеры. Эксперименты эти начались великим, самым строгим постом, продолжавшимся целыя сутки. Впродолжение этого поста, евреи и еврейки почти не выходили из синагог, усердно молились и распевали псалмы. В заключение цадик произнес проповедь. Проповедь цадиков ни в чем не похожа на обыкновенныя проповеди духовных особ каких бы то ни было религий. Цадики не проповедуют, а схоластничают. Они не сочиняют своих публичных речей, не импровизируют и не соображают приводимые тексты с данным случаем,– но вызубривают проповедь, оставшуюся от отца, деда или другаго жившаго за сто лет перед тем цадика, и пародируют эту мудрость впродолжение целаго духовнаго своего поприща. Все дело тут в вариациях, софизмах и каббалистических теоремах, которыя испещряются смешными гримасами, кривляньями, вздохами и вскрикиваниями. Аудитория, за исключением двух, трех ученых хасидимов, ровно ничего не понимает из всего этого словоизвержения. Большею частью не понимают даже и хасидимы, да и сам цадик почти никогда самого себя не понимает. Тем не менее, еврейская публика приходит в неописанный восторг от этих проповедей.
— Ты был на проповеди цадика? спрашивает еврей сапожник своего соседа, еврея портнаго.
— Еще бы! Я — да не буду!
— Как тебе нравится его Тора?
— Как мне нравится? это чудо!
— Да, сосед. Это истинное чудо. Я подобной мудрой Торы еще никогда не слышал.
— И я. Как жаль, что я не ученый. По правде сказать, я ничего не понял.
— Ты не понял? На что понимать? разве и так не видно?
— Это правда. Я подметил, что наш знаменитый хасид N до того изумился глубине этой Торы, что его выпученные глаза чуть не треснули от натуги.
— Как не треснуть? помилуй! тут голова треснет, нетолько глаза.
— А заметил ты, как пот лился по лицу цадика?
— Еще бы! Мне казалось, что вот-вот Бог примет его святую душу.
— Ужас как хорошо!
— Ай вай, ай вай, как хорошо!!
Цадик благословляет хасидов
Одну из подобных Тор, от которых трескаются и глаза, и голова, и всякий здравый смысл, произнес мизерненький цадичек, и привел в восторг всех сапожников и портных. Еврейския бабы, прячась за женскою перегородкою синагоги, плакали навзрыд. В заключение спектакля, он произнес какое-то очень крепкое и длинное заклинание против холеры. Он распустил публику, уверив ее, что очень часто эпидемия удирает уже после этого перваго опыта.
Во время поста, в течение целых суток, смертных случаев было, относительно, гораздо меньше. Очевидно, холера струсила нетолько пред заклинанием цадика, но перед одним его присутствием. Евреи ликовали. Ликовал больше всех сам цадик: ему городская депутация изявила не только словесную благодарность, но и денежную. Однако радость евреев была преждевременна. Дня чрез три, холера, с характеризующею ее порывистостью, заявила себя самым варварским образом. Тогда кагал вновь возопил к своему спасителю — цадику.
Наступила очередь второго опыта. Но для опыта этого требовался мертвец, из касты когонов. В целой касте когонов города X ни одного римскаго Курция не оказалось; никто не хотел нарочно умирать для блага общества. Наконец, сама холера, как бы в насмешку над самообольщением цадика, задушила одного старика когона, горьчайшаго пьяницу города Л. Цадик занялся сам его погребением. Он возложил на мертвеца почетное поручение земнаго посланника. Долго шептал он мертвецу на ухо свои изустныя наставления, как должен он себя вести, явившись пред верховным судом, и в каких выражениях обязан предстательствовать за еврейское общество. Процесс шептания продолжался довольно долго. Мертвец внимательно, молча его слушал. Еврейское общество, обрамливавшее эту оригинальную сцену, с выпученными глазами смотрело на живаго человека, серьёзно беседовавшаго с мертвецом. Цадик, окончив переговоры с своим посланником, вручил мертвецу письменное прошение к верховному суду. Он опасался, чтобы когона не сочли самозванцем. Содержание этого страннаго письменнаго документа было приблизительно следующее:
“Мы, нижеподписавшиеся, земной суд, именем Творца неба и земли; именем Создателя четырех стихий, солнца, луны и звезд небесных; именем небеснаго Отца всех ангелов, демонов, созданий земных, подземных, воздушных и подводных; именем Великаго Иеговы, умоляем и заклинаем тебя, о, Суд верховный! уничтожить заразительную эпидемию (магефа) и исцелить сынов Израиля от всех недугов и злых болезней, обратив таковыя на голову их заклятых врагов, идолопоклонников, во славу Господа и во славу Израиля, во веки веков. Аминь!”
Документ этот был скреплен подписью целаго временнаго суда под председательством самого цадика. Почетный мертвец-посланник с необычными церемониями и экстраординарными обрядами был похоронен в присутствии целаго еврейскаго народонаселения города, в восточном углу стараго кладбища. Затем, цадик, взобравшись на свежую насыпь, произнес проповедь, в роде описанной уже мною. По окончании ея, он повел все стадо Израиля обратно в город, напевая по дороге целим обществом псалмы. Евреи, доведшие цадика домой, уничтожили целое ведро водки, и разбрелись по домам, в ожидании результата сношения между земным и верховным судами.
Прошла целая неделя в напрасном ожидании. Выбор ли посланника был неудачен, не посмел ли пьяный парламентер явиться куда ему приказано было, заснул ли он непробудным сном после шестидесятилетняго пьянства, или прошение не было принято, по незасвидетельствованию таковаго в полиции,– но и этот опыт цадика оказался недействующим. Холера озлилась и душила евреев без всякаго милосердия.
Вера в цадика не ослаблялась, великий маг и волшебник приступил к третьему опыту. Он перенес план своих действий непосредственно на самое кладбище. Чрез своих помощников нанял он какого-то отставного русскаго солдата, и дал ему следующее поручение:
— Ты стой целый день у ворот кладбища. Когда принесут мертваго, то спроси; “куда вы?” тебе ответят: “на кладбище”. “Зачем?” тебе скажут: “мертваго хоронить”. Кто он такой? тебе ответят: “еврей”. Тогда ты крикни: “Вон отсюда! для евреев здесь места нет!”
— Слушаю-с, господин купец, согласился солдат, получивший за это целый серебряный рубль.
Гробовщикам (Хевра Кадшна) дана была соответственная инструкция. Они обязаны были, в течение целых суток, нести обратно мертвецов, невпускаемых цербером-солдатом, и хранить их до будущаго дня в общественной комнате. Опыт этот, однакож, кончился самым скандалезным образом. Отставной солдат, импровизированный швейцар кладбища, оказался отявленным пьяницей и дерзким животным. На полученный рубль он успел так нарезаться, что хотя, по сделанной уже привычке, и стоял на своем посте вытянувшись в струнку, но роль свою окончательно спутал. Принесли мертваго.
— Вы куда ломитесь, канальи? заревел он на гробовщиков.
— Мертваго несем, ответили ему.
— Врешь. Какого мертваго? спохватился солдат, вспомнив смутно что-то из выученной роли.
— Еврея.
— Жида? тащи его, братцы! места достаточно. На всех жидов хватит!
Евреи, как легко себе можно вообразить, ощетинились и набросились с разными упреками и ругательствами на отставнаго служаку. Воинская амбиция закипела в обиженном страже; он начал расправу и гробовщики струсивши разбежались, бросив мертвеца у ворот кладбища.
Евреи ужасно смутились от этих неудач. Некоторые смельчаки начали втихомолку сомневаться во всемогуществе цадика.
— Вот несчастье! застонал один полуидиот:– в других городах уходила холера, как только цадик ей приказывал, а тут делаешь и то и другое, а она проклятая — ни с места.
— Сомневаюсь, слушалась ли, она и в других городах, осмелился робко заметить один еврейский фактор, слывший вольнодумцем.
— Как же ты смеешь сомневаться, поганец? Это очевидно. На наше несчастье попались, как нарочно, и коган пьяница, и солдат пьяница. Попадись другие, мы, конечно, давно были бы свободны от нашего горя.
— Если цадик видит все то, что происходит на земле и небе, как уверяют хасидимы, то как же он не видел, кого выбирают? как же он выбрал таких пьяниц, испортивших все дело?
— Не думаешь ли ты, что цадик и в кабаки станет заглядывать?
— Не знаю. Сомневаюсь, впрочем, чтобы цадик был сильнее холеры.
— Сильнее, сильнее. Увидишь сам, что рано или поздно, а холера уйдет отсюда.
— Уидет-то уйдет, но когда она уйдет?
Цадику ничего не оставалось делать для возстановления своей репутации, как прибегнуть к новому эксперименту. Он приказал отыскать двух бедных сироток, мальчика и девушку, и обвенчать их на кладбище. Подобную драгоценность в еврейских обществах никогда не трудно отыскать. Венчание назначено было в пятницу, с самаго ранняго утра; евреи, еврейки, стар и мал, стекались со всех сторон, к месту таинственнаго церемониала. На кладбище служилось молебствие и пелись псалмы, а к обеденному времени привели жениха и невесту, великолепно разодетых в чужия платья. Их обвенчал под балдахином сам цадик. Затем произнес он одну из своих кудрявых проповедей.
— Братья! воскликнул он, по окончании всех церемоний:– поздравляю вас, холеры нет, холеры нет, холеры нет! Возрадуемся и возликуем. Пейте, ешьте, и спокойно встречайте наступающий день субботний {Замечательный этот цадик-экспериментатор — лицо невымышленное. Он явился в городе Каменец-Подольске во время холеры пятидесятых годов, и творил там описываемыя мною чудеса. Евреи, убедившись наконец в его шарлатанстве, отдали его как пойманика в рекруты. Но и в военной службе он не оставил своего магическаго жезла. Он, с разрешения своего непосредственнаго начальника, продолжал творить чудеса, привлекая и обирая еврейскую толпу, стремившуюся к солдату-цадику. В таком виде, он явился в городе П. в исходе пятидесятых годов.}.
Пошел пир горой. Не откладывая в длинный ящик, верующие евреи, предводительствуемые самым цадиком и хасидимами, принялись тут же, на кладбище, за припасенную сивуху, и хватили сразу чрез край. Новобрачных, с триумфом, в сопровождении оркестра, повели в назначенную для них временную квартиру. Громадная толпа евреев, развеселившаяся и от водки, и от уверенности в избавлении от эпидемии, распевала заунывныя песни. На каждом шагу встречались погребальныя процессии и русских и евреев. Странно было видеть одних, несущих свою горькую скорбь на кладбище, а других, вынесших оттуда же дикую радость. По субботам смертных случаев вообще бывало больше, чем в будни; евреи по субботам не готовят обеда, а едят то, что приготовлено от пятницы: понятно, что несвежая пища вредно действовала на этих бедняков. Но в эту субботу, в которую большая часть верующих в цадика евреев отбросила всякую умеренность в пище и питье, смертность увеличилась в десять раз больше. Поднялся такой гвалт в еврейских кварталах, что взволновал всех жителей города.
Чудеса цадика не возымели действия. И он, вероятно, прибегнул бы к новым опытам, если бы не помешала административная власть. Некоторые из врачей донесли начальнику губернии о страшном вреде, причиняемом цадиком народонаселению. Начальник губернии командировал своего чиновника особых поручений. Нежданно-негаданно, оцепили квартиру цадика солдатами, обыскали его, наличныя деньги вручили городничему на вечное хранение, а самого чудотвора схватили и сдали в этапную команду.
На другой день отправлялся этап. Вокруг полиции проходу не было от толпы евреев, глазевших с самаго утра на врата полиции, которыя должны разверзтись пред цадиком-мучеником. Когда цадика, скованнаго вместе с каким-то бродягой, вывели из полицейскаго двора, один фактор, у котораго в предыдущую ночь холера уложила жену, с ядовитой улыбкою приблизился к арестанту и насмешливо спросил:
— Раби! кто сильнее, холера или цадик?
— Квартальный! ответил цадик, подняв глаза к небу. Он еще что-то сказал, но бой барабанов не дал разслушать его слова.