Сионистский цирюльник
Летом 1911 года на одном из домов Русского подворья в Иерусалиме появилась свежая вывеска, гласившая: “מספרה עברית מודרנית” (миспара иврит модернит). Всякий, взявшийся переводить эту вывеску на русский язык, сразу же сталкивается с языковой трудностью, требующей культурологического разъяснения. Дело в том, что сторонники возрождения древнего языка иврит и возвращения евреев на землю предков, резко разграничивали «еврейское» – יהודי (йегуди), относившееся ко всему, связанному с диаспорой и прежней «неполноценной» жизнью, и עברי (иври) – идентифицирующееся с воссозданием языка и становлением на исторической родине новой независимой общности – «иврим». Движение «иврим» началось в последней четверти XIX века, за пару десятилетий до рождения политического сионизма и, естественным образом, было подхвачено сионистами. «Иври» должен был не только говорить на языке иврит, но и вести себя иначе, чем еврей прежнего образца. Прежде всего, он стремился к самобытности и современности во всем: в одежде, в пище, в поведении и, прежде всего, в образе мыслей и действий. Всё сущее должно было найти свое ивритское воплощение: ивритский театр, ивритская гимназия, ивритская картошка, ну, и конечно же – ивритская парикмахерская.
Итак, новенькая вывеска «Современная ивритская парикмахерская» в одно прекрасное утро далекого 1911 года воссияла на доме, выходившем фасадом на Яффскую дорогу и принадлежавшем русской православной церкви. Ирония этого весьма радостного для новой исторической общности – «ивритского народа» – обстоятельства заключалась в том, что открывший эту парикмахерскую мастер иврита не знал. Самуил (Шмуэль) Эзрахи-Брискер, только что приехавший в Иерусалим из Одессы, просто еще не успел его изучить.
В написанной полвека спустя (на иврите) книге «Я построил дом» он вспоминал: «Трудно было мне разговаривать со многими из клиентов. В те времена, и, видимо, только тогда, были такие крайне настроенные «иврим», которые говорили исключительно на иврите с сефардским произношением, подобно настоящим сефардам. А я владел только идишем и русским. Тем не менее, мы как-то понимали друг друга».
Новая вывеска немедленно вызвала яростное возмущение хозяев дома – русских священников. Молодой парикмахер, снимавший под «современную парикмахерскую» часть склада у арендовавшего его Шломо Файнгольда, был всего лишь субарендатором. Явившись за ключом от парикмахерской в самом счастливом и торжественном настроении, Эзрахи-Брискер был встречен криками, руганью и угрозами выкинуть «современного парикмахера», вместе со всеми его вещами на улицу. Причиной скандала, как выяснилось, послужила как раз ивритская вывеска. Руководство русского подворья требовало немедленно снять вывеску, и Файнгольд не собирался принимать сторону своего несчастного собрата, хотя тот и пытался объяснить ему, что «с точки зрения сионизма и народного дела он совершает тем самым поступок, противоречащий чести и справедливости». В тот же день вывеска перекочевала на другую сторону Яффской дороги, на дом, в котором находилась конюшня.
Эзрахи-Брискер отправился в газету «Га-ор», созданную отцом современного иврита Элиезером Бен-Йегудой, которую в те годы редактировал его сын, Итамар Бен-Ави. По следам этого визита в газете появилась редакционная статья, в которой, в частности, звучал вопль сионистской души редактора: «Вы превратите Иерусалим в подобие Москвы?!» Эта статья стала прекрасной рекламой – ведь даже те, кто не собирался стричься и бриться, приходили полюбоваться на диво дивное: «современная ивритская парикмахерская» на складе по одну сторону улицы, а ее гордая ивритская вывеска – на конюшне – по другую. Впрочем, на русское руководство, не читавшее ивритскую газету, всё это не оказывало ни малейшего влияния, и Эзрахи-Брискер вскоре переехал в другое помещение на той же Яффской дороге.
Но это было только начало трудностей. Англо-Палестинский банк не был согласен с горячей убежденностью молодого специалиста в том, что Иерусалиму совершенно необходимо иметь «современную парикмахерскую», и потому не поддержал его просьбу о ссуде на покупку новейшего оборудования. Сосед молодого парикмахера, выходец из Салоник, прочитав ему письмо с отказом, заявил, что у банка «нет еврейской души», и тут же помог ему получить, под свое поручительство, ссуду в 100 франков от сефардской беспроцентной ссудной кассы «Братская помощь». Еще 50 франков он получил, заложив привезенные из России пальто и костюм. На эти деньги были приобретены «два превосходных зеркала в широких деревянных рамах, столы, тумбочки и стулья, все крытые черной политурой, сверкавшей чудеснейшим образом».
В 1920 году в парикмахерской, несколько раз поменявшей прописку, появились первые в Земле Израиля «американские кресла», эмалированные и обитые мягкой тканью, раскладывающиеся и поднимающиеся. Где сегодня можно встретить такие кресла? Их еще можно увидеть в нескольких самых «несовременных» парикмахерских страны победивших «иврим». Автору этой статьи даже дважды посчастливилось постричься в таких реликтовых заведениях в Иерусалие и Тель-Авиве. Руки прекрасных «старых мастеров», каждому из которых было изрядно за 80, тряслись так, что клиент был благодарен судьбе за то, что уже лет 20 не бреется.
Эзрахи-Брискер также ввел в обиход «акции». Это не были акции, дающие долю в бизнесе – речь шла всего лишь о процентах скидки за стрижку и бритье. Всякого посетителя хозяин старался убедить приобрести такую «акцию». Легко ли ответить отказом на такое деловое предложения, сидя в американском кресле с намыленными щеками, в полной власти вооруженного опасной бритвой парикмахера? Но не все клиенты имели возможность платить даже со скидкой. Например, пролетарии из «Рабочего батальона» расплачивались квитанциями своего секретариата. В какой-то момент секретариат задолжал парикмахерской 300 фунтов (они же лиры) – по тем временам, изрядную сумму. Выход из положения подсказала сама жизнь: Эзрахи-Брискер решил приобрести участок под строительство и построить собственный дом в новом квартале, вскоре получившем название Рехавия. Он предложил клиентам из «Рабочего батальона» возвратить ему задолженность работой, тем более, что их палаточный городок находился от его участка в паре минут ходьбы, на том месте, где десятилетием позже была построена синагога Йешурун. Предложение парикмахера было принято и строительство этого дома (ныне под номером 19 по улице Керен Кайемет) – одного из 5 первых домов квартала, завершилось в 1924 году. И тут же выяснилось, что теперь в долгу остался сам заказчик. «Но, поскольку их волосы росли, не требуя капиталовложений, я продолжал их стричь, и вскоре было достигнуто равновесие» – вспоминал Эзрахи-Брискер, – «После этого стали говорить в шутку, что мой дом стоит на волоске».
Его парикмахерская на протяжении ряда лет была одним из центров общественной жизни города, «любимым местом встреч выдающихся горожан и гостей Иерусалима, неким альтернативным клубом политиков и деятелей культуры». Великий национальный поэт Хаим-Нахман Бялик, приезжая в Иерусалим, непременно посещал парикмахерскую Эзрахи-Брискера. Однажды, внимательно выслушав разразившийся среди клиентов общий спор по одному из животрепещущих вопросов, он с улыбкой заметил, что Иерусалим славен двумя учреждениями: Национальной библиотекой и национальной парикмахерской.
Кроме парикмахерского дела, герой нашей статьи, готовясь к алие, овладел в Одессе смежной профессией гримера. Кто-то из родственников написал ему из Земли Израиля, что «вместе с развитием страны развивается и общество любителей сцены, богатое драматическими талантами, которых многочисленная публика принимает с великим энтузиазмом. Но не хватает гримера, способного изготовить бороду и правильно приклеить ее». И вот Эзрахи-Брискер стал не только первым современным парикмахером, но и первым профессиональным гримером Иерусалима. Он работал с ивритскими и немецкими любительскими труппами, с «Иерусалимским драматическим обществом» чиновников британской мандатной администрации и с оперой Мордехая Голинкина. Он также вошел в историю как активист объединения профессионалов-частников и один из инициаторов и основателей его общественного центра – «Дворца профессий». Но в истории он остался, прежде всего, первым «современным ивритским парикмахером» Иерусалима, «мужским мастером», как говорили в Советской России.
Как же выглядела настоящая ивритская мужская стрижка времен британского мандата? Отличалась ли она хоть чем-то от стандартов всего остального цивилизованного мира?
Ответ на этот прямо поставленный вопрос неоднозначен. Конечно, были люди, которые желали постричься совершенно так же, как их собратья в Варшаве или Берлине, и при том, считали себя вполне полноценными новыми «иврим». Вот как, например, в 30-е годы и позднее стригся Гавриэль Луриа – коренной иерусалимец, герой цикла романов Давида Шахара:
Он любил стричься очень коротко и постоянно напоминал парикмахеру, чтобы тот как можно короче выстригал волосы на затылке и висках, на манер британских солдат.
– Я не хочу выглядеть философствующим художником, – сказал он парикмахеру, пытавшемуся убедить его отпустить бакенбарды, а в другой раз сказал ему:
– Не делайте из меня общественника, пишущего стихи. Вы ведь знаете, что мне нужна английская прическа.
Молодежи наших дней, отращивающей волосы под «Битлз», трудно представить себе, что тридцать лет назад английская прическа была синонимом стрижки в армейском духе. Однажды он долго не стригся по болезни и, подойдя к зеркалу и увидев свою беспорядочную шевелюру, наморщил лоб и сказал, не то с тревогой, не то с торжеством:
– А теперь я наконец выгляжу, как сошедший с ума немецкий композитор.
(«Лето на улице пророков», Гешарим 2004, перевод мой – Н.З.)
Скорее всего, прототипом парикмахера, упомянутого в романе, является Эзрахи-Брискер.
Но существовала и особая «халуцианская» (от слова «халуц» – пионер, первопроходец) мода, подхваченная и развитая «пальмахниками» – бойцами «Ударных отрядов», перекинувшаяся в города, в том числе и в Иерусалим. Ее отличительная черта – густой и лихо вьющийся романтический чуб при короткой стрижке сзади и с боков. Эта мода продержалась до 60-х годов.
Ну и конечно, всегда остаются те, чья мода меняется не так уж часто и главная ее составляющая – длинные пейсы, иногда завитые, иногда нет. Но ее приверженцы никогда не посещали «современную ивритскую парикмахерскую».