Согласно Писанию, правление царя Шломо началось с репрессий и казней. Он расправился со своим братом, незадачливым претендентом на престол Адонией, а так же казнил Иоава, верного полководца своего отца:
И убежал Йоав в шатер Господень, и ухватился за роги жертвенника. И донесено было царю Шеломо, что убежал Йоав в шатер Господень и что он у жертвенника. И Шеломо послал Бенаягу, сына Йегояды, сказав: пойди, порази его… И поднялся Бенаягу, сын Йегояды, и поразил его, и умертвил его, и был он погребен в доме своем в пустыне.
Млахим I, 2: 28-34
В принципе, у Шломо были веские причины расправиться с прославленным полководцем, поскольку накануне он оказался в числе тех, кто попытался возвести на престол Адонию. Однако, согласно писанию, Шломо в данном случае не руководствовался политическими расчетами, но исполнил предсмертное завещание своего отца Давида:
И подошло время Давиду умереть, и завещал он сыну своему Шеломо, сказав: ты знаешь, что натворил мне Йоав, сын Цруи, как поступил он с двумя военачальниками израильскими: с Авнером, сыном Нера, и с Амасой, сыном Йетера, как он убил их и пролил кровь бранную во время мира, и обагрил кровью бранною пояс на чреслах своих и обувь на ногах своих. Так поступи же по разумению твоему и не отпусти седины его в преисподнюю с миром.
Млахим I, 2: 1-5
Молодой царь счел нужным специально подчеркнуть этот факт, отдавая приказ о расправе с полководцем:
Да обратит Господь кровь его на голову его, за то что он убил двух мужей, более праведных и лучших, чем он; и убил их мечом без ведома отца моего Давида: Авнера, сына Нера, военачальника израильского, и Амасу, сына Йетера, военачальника иудейского. Да обратится кровь их на голову Йоава и на голову потомства его навеки, а Давиду, и потомству его, и дому его, и престолу его да будет мир навеки от Господа!
Млахим I, 2: 32-33
Остановимся на обвинениях, предъявленных Давидом своему военачальнику. Авнер, дядя первого еврейского царя Шауля, после его гибели стал военачальником его сына и наследника Ишбошета, с которым воевал Давид. Затем, однако, он поссорился со своим сюзереном и решил перейти на службу к Давиду. Сделка состоялась, Авнер со своими людьми пришел к Давиду в Хеврон.
Узнав об этом, Йоав сказал Давиду, что Авнер, несомненно, приходил в качестве соглядатая. Затем, не поставив царя в известность, он заманил Авнера обратно в Хеврон, где и убил его ударом в живот. Таким образом он отомстил за смерть своего брата Асаэля, павшего от руки Авнера во время одного из сражений между сторонниками Давида и Ишбошета.
Амаса так же погиб в ходе гражданской войны, на этот раз — между сторонниками Давида и восставшим против него коленом Биньямина. Как и Авнер, Амаса был перебежчиком: во время восстания Авшалома он командовал армией мятежников. Тем не менее, после поражения и гибели царевича Давид назначил его новым командующим своей армией вместо Йоава. Это царское назначение было сделано ради национального примирения, приняв это неудачное решение, Давид фактически подписал Амасе смертный приговор: охваченный ревностью, Йоав ждал лишь случая, чтобы расправиться с Амасой.
Вскоре после этого против царя восстал некто Шева, сын Бихри из колена Биньямиа. Давид полагал, что это восстание может оказаться даже опаснее мятежа Авшалома, и приказал Амасе собрать ополчение за три дня. Когда в назначенное время Амаса не явился, царь послал против мятежников Авишая. Амаса встретил Авишая и Йоава близ Гивона. Йоав приветствовал Амасу, сказав ему: «Здоров ли ты, брат мой?» (Шмуэль II, 20:9). Завязался разговор, во время которого Йоав правой рукой взял Амасу за бороду, словно собираясь его поцеловать, а левой рукой вонзил ему в живот свой меч.
Таким образом, в обоих случаях Давид имел все основания полагать, что его верный полководец убивал, руководствуясь не «государственными», но личными соображениями: жаждой мести, боязнью конкуренции, и т.д. Однако интересно отметить, что умирающий царь ни словом не обмолвился о двух других убийствах, также совершенных Йоавом. Речь идет об Урии и упомянутом выше царевиче Авшаломе.
Что касается Урии, то здесь все ясно. После того, как Давид сделал ребенка жене своего гвардейца, находившегося в то время на фронте, он лично приказал Йоаву сделать так, чтобы Урия не вернулся из боя. Так что в этом случае Шломо ну никак бы не мог утверждать, что военачальник «убил без ведома отца моего Давида». С Авшаломом же ситуация куда интереснее.
Накануне решающей битвы с войском мятежного царевича Давид всенародно отдал приказ:
И стал царь у ворот, а весь народ выходил по сотням и по тысячам. И приказал царь Йоаву, Авишаю и Итаю, сказав: будьте поосторожнее ради меня с отроком, с Авшаломом. И весь народ слышал, что приказал царь всем начальникам об Авшаломе.
Шмуэль II, 18: 4-5
Тем не менее, когда после поражения Авшалом, пытаясь спастись бегством, запутался волосами в ветвях дерева, Йоав убил его недрогнувшей рукой.
И сказал Йоав: нечего мне тут мешкать с тобою! И взял три стрелы в руку свою, и вонзил их в сердце Авшалома, когда тот был еще жив в ветвях теребинта. И окружили Авшалома десять отроков, оруженосцев Йоава, и поразили, и умертвили его.
Шмуэль II, 18: 14-15
Узнав о гибели сына, Давид (опять-таки всенародно!) предался скорби. Однако Йоав, нарушивший царский приказ, не был наказан. Более того, царь выслушал упрек и внял совету своего полководца.
И содрогнулся царь, и, поднимаясь в комнату над воротами, заплакал, и, когда шел, так говорил он: сын мой Авшалом! Сын мой, сын мой Авшалом! О, если б я умер вместо тебя, Авшалом, сын мой! Сын мой! И было сообщено Йоаву: вот, царь плачет и скорбит об Авшаломе. И обратилась (радость) спасения того дня в скорбь всего народа, ибо услышал народ в тот день, что скорбит царь о сыне своем. И украдкою входил народ в тот день в город, как крадутся люди, стыдящиеся бегства своего с войны. А царь закрыл лицо свое, и взывал царь громким голосом: сын мой Авшалом! Авшалом, сын мой! Сын мой! И пришел Йоав к царю в дом, и сказал: в стыд привел ты сегодня всех слуг твоих, спасших ныне жизнь твою, и жизнь сыновей твоих и дочерей твоих, и жизнь жен твоих и наложниц твоих, любя ненавидящих тебя и ненавидя любящих тебя. Ибо ты показал ныне, что ничто для тебя князья и слуги! Теперь я знаю, что если бы Авшалом был жив, а мы все были бы ныне мертвы, то это тебе показалось бы справедливым. А теперь встань, выйди и говори (доброе) к сердцу рабов твоих, ибо Господом клянусь, что если ты не выйдешь, то ни один не останется ночевать при тебе в эту же ночь; и будет это для тебя хуже всех бед, какие постигали тебя от юности твоей доныне. И встал царь, и сел у ворот.
Шмуэль II, 19: 1-9
Можно предположить, что Давид, в данном случае, сумел переступить через отцовские чувства, и признал, что, нарушая его приказ, Йоав действительно руководствовался государственными соображениями, и действовал в интересах царя (которому в противном случае прошлось бы решать сложную морально-правовую и политическую проблему, с которой много веков спустя столкнется Петр I после возвращения на родину беглого царевича Алексея). Однако немецкий писатель Штефан Хейм, автор, «Хроник царя Давида», предложил иное объяснение. По его мнению, Йоав как раз совершенно правильно понял истинные намерения царя (подобно тому, как Сполетта правильно понял барона Скарпию, велевшего расстрелять Каварадосси «только для вида, точно так, как вы устроили для Палмьери»). Что же до всенародно отданного приказа, то Давид, по мнению Хейма, просто обеспечивал себе алиби, чтобы избежать будущих обвинений в жестокости и сыноубийстве:
Даже если предположить, что столь беспощадный человек, как Давид, сделался заботливым отцом своему восставшему сыну, к чему было отдавать такой приказ во всеуслышание? Не было ли это продиктовано желанием заранее доказать свою невиновность в смерти Авессалома?
Если дело обстояло именно так, совершенно ясно, что, как и в случае с Урией, Давид никак не мог обвинить Йоава в том, что он действовал не по его приказу. А лгать на смертном одре царь, видимо, не хотел.
Какое из этих двух объяснений кажется более правдоподобным, предоставим судить читателям.