next perv

Утешайте народ мой…



В эпоху до разрушения Первого Храма еврейским государствам все труднее становилось выживать среди окружающих держав. Все было не так плохо, покуда врагами были филистимляне, мидианитяне или арамейцы из Дамаска. Хуже стало, когда на горизонте возникла Ассирия — настоящая сверхдержава того времени. Завоеватели из Ниневии уничтожили Северное царство, однако Южное царство не только чудом выжило, но даже укрепилось, в чем немалая заслуга царя Хизкийау (Езекии) и состоявшего при нем пророка Йешайау (Исаии). По талмудическому преданию, Исайя был казнен при следующем царе Менаше (Манассии), который царствовал очень долго, и его правление представляло собой «отмашку маятника» по отношению к правлению Хизкии. По преданию, казнь Исайи была ужасна — он был распилен пилой.

Однако еще при жизни Хизкии Иерусалим посетила делегация от вавилонского царя Меродах-Баладана (Мардук-аплу-иддина). Вавилонские посланцы пришли «из далеких мест» и, вроде бы, угрозы не представляли. Тем не менее, согласно библейскому рассказу, Исайя предсказал, что двести лет спустя вавилоняне не только вывезут к себе в страну содержимое царской сокровищницы, но и жителей страны угонят в плен.

Так оно и произошло — вавилонский царь Невуухаднеццар (Навуходоносор), победив окружающие государства, взялся за Иудею. Согласно библейскому рассказу, «эвакуация» Иудеи происходила в несколько этапов — с 596 г. до 582 г. до н.э., так что в результате в стране не осталось еврейского населения. С последним утверждением современные исследователи не согласны — сейчас принято считать, что в Вавилон было угнано не более десяти процентов жителей Иудеи — в основном, элита. Какое-то количество оказалось в Египте, но Иудея в целом оставалась иудейской, а в разрушенном Храме даже совершались жертвоприношения (ср. Иер 41: 5 ). Эпоха, известная как вавилонское пленение, длилась не так долго. В 539 г. до н.э. персидский царь Кир триумфально, без боя взял Вавилон. Одно из первых его решений состояло в том, что вавилонским изгнанникам разрешено было возвращение в Иерусалим.

Возможно, предсказание Исайи о том, что вавилоняне разорят Иерусалим и угонят население в плен, было тем, что называется vaticinum ex eventu, попросту говоря, оно было сделано задним числом, и основывалось на легенде, добавленной в текст книги уже после завоевания. Однако странные вещи происходят дальше. Исайя начинает говорить так, как будто он живет в конце эпохи вавилонского изгнания и призывает народ вернуться в Иудею, причем упоминает имя «помазанника» (машиах) — персидского царя Кира (Кореш), чьей милостью должно произойти избавление еврейского народа.

Для людей древности и Средневековья в этом проблемы не было — если человек наделен пророческим даром, то почему бы ему не предсказать события, произошедшие двести пятьдесят лет спустя?  (Верующие-фундаменталисты до сих пор на этом настаивают). Вопрос только в том, кому было бы нужно такое пророчество во времена исторического Исайи. Представим себе, что во второй половине 18 века появился пророк, говорящий о нынешних событиях и даже упоминающий, к примеру, Дональда Трампа, как наш пророк упоминал царя Кира. Поэтому уже Ибн Эзра сомневался в том, что глава 40 и следующие за ней принадлежат Йешайау. Вопрос в том, почему они были включены в эту книгу. Во-первых, даже и первая часть книги «нафарширована» отрывками более позднего происхождения. Во-вторых, утверждают, что между текстом нашего анонимного пророка и текстами Исаии есть языковые схождения. Это легко можно объяснить тем, что оба пророка принадлежали к одной пророческой школе.

В конце 18 века немецкий библеист Иоганн Готфрид Эйхгорн (Johann Gottfried Eichhorn, 1752–1827) подробно аргументировал то, что автор второй части книги не мог быть Исаией, который жил во времена Хизкии. За этим неизвестным нам пророком в научной литературе утвердилось название «Второ-Исайя».

Однако более подробный анализ этих глав показал, что по составу они тоже неоднородны. Внутри текста удалось выделить так называемые «песни о страдающем рабе» (42: 1-4; 49: 1-6; 50: 4-9; 52: 13 – 53: 12). Создается такое впечатление, что их текст был добавлен «со стороны», хотя по словарю близок ко Второ-Исайе. В этих песнях пророк словно забывает о «помазаннике» Кире; в центре их стоит безымянный персонаж, оклеветанный, больной, подвергающийся мучениям, но смиренный и принимающий свою судьбу. О специфическом характере этих текстов, (сыгравших, кстати, особую роль в становлении христианства, как это будет разъяснено в комментарии к соответствующим главам), писал на рубеже 19-20 веков немецкий исследователь Бернхард Дум (Bernhard Duhm, 1847–1928). Он же заметил, что главы 56–66, возможно, написаны еще одним автором, жившим на несколько десятилетий позже Второ-Исайи.

Этот вывод не столь очевиден, как различие между первой и второй частями книги, и его принимают даже не все библеисты историко-критического направления. Например, его отвергает Джеймс Смарт (см. подробную аргументацию в Smart: 228-239). Этого предполагаемого автора библеисты называют Третьим Исаией. Скорее всего, он жил в период между 537 и 455 гг. до н.э. (Westermann: 296). Историческим ядром этого нового пророчества считается период между первой волной репатриации из Вавилона (537 до н.э.) и завершением строительства нового, пока еще скромного Храма (515 до н.э.). Ярым сторонником восстановления Храма был пророк Хaгай (Аггей). Одновременно действовали пророки Зехария (Захария) и, несколько позже, Малахи (Малахия). Считается, что ядро нового пророчества не могло возникнуть позже 515 г. до н.э., так как в 66: 1, 3 пророк, вроде бы, выступает против строительства Храма: «Небеса мой престол, и земля скамейка для ног. Какой еще дом вы мне построите, какое место для отдыха? (…) Кто режет быка – словно убивает человека, кто приносит в жертву овцу – словно отрубает голову собаке, кто приносит растительную жертву – (словно жертвует) свиную кровь, кто воскуряет ладан – словно благословляет идола».

В отличие от глав 40–55, обращенных к изгнанникам,  аудитория Третьего Исаии – жители Иудеи. Создается впечатление, что возвращение в Сион идет полным ходом, если не представляет собой свершившийся факт. В обновленный, искупленный и отстроенный Иерусалим приходят цари других народов, привлеченные его божественным светом. Они приносят дары и приводят с собой евреев из диаспоры. Одновременно прославляется суббота, соблюдение которой стало знаком еврейской принадлежности во времена изгнания.

Так или иначе, вторая половина книги Исаии по тону резко отличается от первой. В ней отсутствует такой тип пророческого текста, как рассказ о пророке. Действительно, какие истории из жизни Исаии можно рассказывать о временах, когда его уже давно не было в живых? Одновременно, если в первой части книги существенную роль играли пророчества о бедствиях, то вторая часть представляет собой почти исключительно пророчества утешения. Катастрофа, о которой так долго говорили классические пророки, уже совершилась. Дальше может быть только хорошо – перед нами «благая весть», жанр, который определил впоследствии понимание значительной части Нового Завета как «благой вести»/евангелия. Неслучайно некоторые христианские библеисты называют Второ-Исаию «евангелистом Ветхого Завета».

Диаметрально противоположным образом меняется и отношение к иноземным владыкам. Подобно ассирийским и вавилонским правителям, персидский царь Кир также понимается как орудие в руках Божьих. Но, если раньше это было орудие наказания, то Кир, наоборот, послан Израилю в помощь.

Вообще вторая часть книги Йешайау теснейшим образом связана не только с ее первой частью, но и с библейскими текстами, написанными ранее. Так, по утверждению Р. Клиффорда, возвращение из Вавилона с точки зрения нашего пророка представляет собой «новый Исход». Одновременно это новое творение, воссоздание народа Израиля на своей земле. Согласно Клиффорду, речи Второ-Исаии представляют собой образцы ораторского искусства, цель которых – мотивировать вавилонских изгнанников на возвращение. Риторическая техника, используемая в этих речах, представляет собой особый объект для анализа (первым об этом писал Джеймс Мейленбург (James Muilenburg) в 1956 году. Помимо анализа стихотворной техники (строфика и проч.), который необходим, в частности, для определения границ пророческих речей (напомним, что современное деление еврейской Библии на главы появилось только в Средневековье), требуется анализ и плана содержания этих речей. Как полагает Клиффорд, эти тексты организованы с помощью четырех противопоставлений: «раньше» и «теперь», Вавилон и Сион, Бог Израиля и божества других народов, Израиль и народы. Клиффорд добавляет еще одно противопоставление – «страдающий раб» и окружающий народ (56-58). Впрочем, последнее противопоставление относится только к «песням о страдающем рабе», которые стоят в тексте особняком и, видимо, были включены в него «со стороны».

Особый подход к анализу второй части книги Исаии предложил в 1965 году Джеймс Смарт (Smart). Исходя из того, что значительная часть, если не большинство, населения Иудеи оставалось на месте, он задается вопросом: а что, если среди оставшихся был и Второ-Исаия? Действительно, в самом пророческом тексте не указывается напрямую, что изгнанники находились в именно в Вавилонии; они были рассеяны «на север, на юг, на запад и на восток» (41: 9; 42: 10-11; 43: 5-6; 49: 12 и у Третьего Исаии 60: 9). Создается впечатление, что пророк обращается не к какой-то конкретной общине, а ко всей еврейской диаспоре – Бог не «переселяет» Израиль, а «собирает». Из этого следует, в частности, что речи нашего пророка, чтобы дойти до отдаленных еврейских общин, должны были быть сразу же записаны, что не согласуется с образом оратора, непосредственно призывающего вавилонскую аудиторию к возвращению в Сион. Смарт задается также следующим вопросом: неужели элита, тем более находящаяся в таком космополитическом месте, как Вавилон, была наиболее подходящей средой для сохранения веры предков в чистоте? И почему Второ-Исаия не мог быть выходцем из крестьянской семьи, проживавшей где-нибудь на холмах Иудеи? В этом заброшенном краю, где преобладало бедное население (далат ha-арец – 2 Цар 25: 12), существовали значительно лучшие условия для сохранения древнего благочестия.

При подходе, предложенном Смартом, нет необходимости постулировать существование Третьего Исаии, и даже «песни о страдающем рабе» не воспринимаются как нечто обособленное, а вполне вписываются в контекст пророчества.

Так или иначе, вторая часть книги Исаии вводит нас в новый мир, неизвестный допленным пророкам. В частности, почти на каждом шагу встречаются ссылки на Псалмы, чего не было раньше. Наконец, резкое противопоставление Бога Израиля и богов других народов знаменует переход от монолатризма (другим богам поклоняться нельзя) к монотеизму (других богов попросту не существует). Это проявляется в таких высказываниях, как «я первый и я последний» (41: 4; 43: 13; 44: 6; 48: 12), «нет бога, кроме меня» (43: 11; 44: 6; 45: 5; 45: 18, 21, 22; 46: 9), и «кто мне подобен?» (44: 7). Такое самопрославление божества, имеющее вавилонские корни, в Израиле ранее не встречалось (Westermann: 26). Для Израиля наступает время больших надежд, и их певцом становится ликующий Исаия – неважно, жил он в мировой столице Вавилоне или в убогом домике где-то на Иудейском нагорье.

Библиография

Smart, James 1965 History and Theology in Second Isaiah. A Commentary on Isaiah 35, 40-66. Philadelphia: The Westminster Press.

Westermann, Claus 1969 Isaiah 40-66. A Commentary. Trans. David Stalker. Philadelphia: The Westminster Press.

 

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.