«Твердые» и «левые». Хасидская молодежь Варшавского гетто
С первых дней войны историк-любитель рабби Шимон Хубербанд (1909-1942) начал вести подробные записи, посвященные жизни евреев оккупированной нацистами Польши, и, в первую очередь, ее религиозным аспектам: судьбе синагог, попыткам спасения священных книг, поведению верующих евреев, и т.д.
Хубербанд разделил судьбу большинства польских евреев, однако его бумаги уцелели. Часть из них была переведена на английский и опубликована в 1987 году издательствами Ktav Publishing House и Yeshiva University Press.
Накануне войны в варшавских молельня училось около 3500 хасидских юношей. 2 тысячи молодых людей учились в молельнях гурских хасидов, остальные – в молельнях сохачевских радомских, александровских и других хасидов.
У гурских хасидов было около 20 молелен, где их молодежь училась и практиковала хасидизм. От всех прочих они отличались своим костюмом. Гурские хасиды носили шелковые шапочки и отращивали длинные пейсы, которые завязывали под шапкой. Бороду они не постригали, носили длинные капоты , и ходили в ботинках и зимой, и летом. Чулки гурские хасиды натягивали на брюки, подобно спортсменам, и даже на улице надевали ермолку под маленькую шапочку.
Гурская молодежь делилась на три группы: «твердые», «левые» и молодежь Агудат Исраэль. Около 80% молодых хасидов принадлежало к «твердым». Их возглавляли командиры, в каждой молельне свои. Верховным командиром был реб Исроэль, сын Гурского ребе.
«Твердые» придерживались такого образа жизни. Каждое утро молодые хасиды приходили в молельню и, разбившись на пары, учили Талмуд. Разумеется, некоторые вместо этого беседовали о политике, общинных делах, ребе и т.д. Однако многие учились честно.
После учебы они молились «с громом и молниями». После молитвы запрещалось вернуться домой завтракать, поскольку нескольких младших мальчиков посылали принести еду. Все собранные продукты смешивались и равномерно распределялись между всему учащимися, богатыми и бедными. Так же поступали перед обедом и ужином. После еды некоторые ложились на лавки и засыпали, однако кое-кто продолжал учить Талмуд. С утра до вечера молодые хасиды сидели в молельнях, и очень мало времени проводили дома.
Рабби Авраам Мордехай Альтер, Гурский ребе (1866-1948)
С сестрами и матерями эти юноши не разговаривали; отцов удостаивали нескольких слов. Командиры воспитывали молодых людей в духе суровости. Их учили ни у кого не просить разрешения или совета, относиться ко всем одинаково и никому не выказывать уважения, даже седобородым евреям. Они обращались ко всем на ты, а не на вы.
«Твердые» не учились никакому ремеслу или коммерции, их содержали родители. Бедные юноши питались тем, что приносили из дома богатые, и жили на пожертвования богатых хасидов.
Как уже было сказано, среди гурской молодежи была группа «левых». Их левизна заключалась в том, что они помогали родителям зарабатывать на хлеб, и ежедневно работали по несколько часов. Стоило юноше уделить хоть немного времени торговле или ремеслу, как его изгоняли из рядов «твердых». Левые было не менее благочестивы, чем «твердые»» они так же учились в молельнях, устраивали праздничные трапезы, ездили к ребе. «Твердые», тем не менее, боролись с ними, и между этими группами было много конфликтов.
Благочестивых юношей, принадлежавших к молодежи Агудат Исраэль, и «твердые», и «левые» считали грешниками, и не пускали их на порог хасидских молелен.
Как только начались бомбардировки, учеба в молельнях прекратилась. Практически все, за исключением молодых гурских хасидов, сменили традиционную одежду на европейскую. Большинство гурских сохранило свой прежний облик: маленькие шелковые шляпы, ермолки, бороды и пейсы.
Одной из гурских молелен до войны командовали командиры Мотл Гольдфарб, Михаэль Майзнер, Меир Бухман и Пинхус Рот. Во время войны эти командиры собрали своих парней и возобновили молельню. Собралось около 15 юношей разного возраста. Поскольку им стало негде встречаться, они обосновались в углу дома одного малозаметного раввина, по адресу Мила, 9.
Варшавское гетто, май 1941. Еврейский полицейский регулирует уличное движение
Командиры установили такие правила. Никто из парней не должен был спать дома, все должны были ночевать в молельне. Запрещено было находиться одному в комнате. Запрещалось разговаривать о матерях и сестрах; мать следовало называть «дом моего отца», сестру – «дочь моего отца». Молодые юноши должны были приносить в молельню завтраки, обеды и ужины. Все продукты складывали в кучу и распределяли между всеми поровну.
Приносимой из дома еды, однако, не хватало. Поэтому было решено посылать парней по двое собирать пожертвования на улицах. Время от времени все встречали эти пары молодых хасидов, просящих милостыню – в шелковых шляпах, с длинными пейсами, заправленными под шляпы, одетых в драную запыленную одежду, с нестрижеными и неухоженными бородами.
Поскольку парни ели все вместе, их обеды превратились в праздничные хасидские трапезы. Командиры приказали, чтобы во время всех трапез пели традиционные хасидские напевы. Так и было. Но командиры пошли дальше, и велели, чтобы вечером после ужина танцевали хасидские танцы. Евреи, жившие во дворе дома на Мила, 9, были в бешенстве, видя, как молодые люди каждый вечер поют и кружатся в веселом хороводе, в то время как еврейская кровь льется, как вода. В начале молодые хасиды немного учились. Однако с каждым днем они все больше пренебрегали учебой и проводили время, собирая деньги для своих праздничных трапез, готовя, распевая песни и танцуя.
Идеология группы заключалась в том, что в такое время нужно быть еще более твердым и пламенным. Не нужно ни с кем советоваться, даже с величайшими знатоками Торы праведниками. Ко всем следует относиться одинаково, никого не следует уважать, ко всем нужно обращаться на ты.
Соседи несколько раз говорили парням: «Как вам не стыдно? Как вы можете есть, пить и веселиться в такое страшное время для евреев?». Однако парни в ответ насмехались и бранились, в соответствие с требованием никого не уважать. Как-то молодой хасид даже окатил соседа грязной водой. Для местных жителей это было уже слишком, и местный еврейский дворник пан Вишня вместе с жильцами вызвал полицию, которая выгнала парней из здания.
Однако группа не ограничивалась песнями, плясками и праздничными трапезами. В какой-то момент командиры приказали всем в обязательном порядке пить спиртное. Поскольку алкоголь стоил дорого, а денег у них было мало, на первых порах они стали активнее побираться на улицах. Когда же этого оказалось мало, и денег на ежедневную выпивку по-прежнему не хватало, командиры разрешили воровать. Богатые парни стали красть, что могли, у своих родителей. Тащили все: кожу, текстиль, галантерею… Затем начали красть золотые часы, деньги и ценности. Все это продавалось, а на вырученное покупали выпивку и закуску. Молодые хасиды пили и бузили ежедневно, с каждым днем все наглее. Ворованных товаров и денег в какой-то момент стало не хватать. Тогда они перешли к вымогательству.
Командиры с несколькими парнями обошли богатых гурских хасидов, и потребовали с каждого определенную сумму. Если кто-то отказывался, командир грозил, что донесет на него властям. Во многих случаях эту угрозу осуществили.
Гурские хасиды возмутились. «Обжорство, чревоугодие доносы, вымогательство, нищенство ради пьяных застолий – можно ли представить что-либо более грешное и постыдное?». В дело вмешались старые гурские хасиды, в том числе знатоки Торы и другие известные люди, но молодые люди не стали с ними разговаривать. В конце концов, это были «твердые», не признававшие никакой власти, кроме ребе, а Гурского ребе уже не было в Польше. Они заявляли, что, будь ребе здесь, он, несомненно, одобрил их поведение, и что они всего лишь следуют путем ребе.
Несколько хасидов обратились к брату ребе, р. Моше-Бецалелю Альтеру, указав, что парни прячут свои грехи под мантией «богобоязненности». Р. Моше написал молодым хасидом письмо, полное мягких упреков. Однако это не помогло. Молодые люди переселились с Мила, 9 на Мурановскую улицу, где вели себя, как прежде, устраивая свои «хасидские» гулянки.
Никто из этих молодых людей не работал. Поскольку ритуальное окунание является важной частью хасидизма, а до лета 41 года все миквы Варшавы были закрыты, молодые хасиды окунались в Вислу. 16 октября 1940 года, накануне Суккота, несколько «твердых» с Мурановской улицы пошли окунаться. Один из них, Бериш Филигер, начал тонуть. Среди парней не нашлось никого, кто бы умел плавать и мог его спасти. Филигер утонул и даже не удостоился еврейского погребения.
Любовь к Торе и богобоязненность
Явлением, прямо противоположным «твердым», стала организация «Любовь к Торе и богобоязненность», действовавшая и до, и во время войны. Эту организацию еще в годы I Мировой войны создал реб Ицхок-Довид Маргулис.
Маргулис был ремесленником, делал бумажные кошельки. Он немного разбирался в Торе – мог кое-как учить Талмуд – но был воистину богобоязненным человеком. Более того, он по-настоящему любил евреев, был простым душевным евреем и известным благотворителем. Он жил по адресу Панская, 8.
В годы I Мировой войны, видя, в сколь бедственном положении оказались бедняки, Марголис поставил ящик около синагоги на улице Тварда. Спереди у этого ящика было небольшое отверстие. После этого Марголис стал убеждать людей бросать туда куски хлеба. Ежедневно ящик наполнялся хлебом. Между послеполуденной и вечерней молитвой Маргулис и его помощники открывали ящик и раздавали этот хлеб беднякам.
Вскоре после этого Маргулис начал вербовать членов в свою новую организацию, которую назвал «Любовь к Торе и богобоязненность». В нее вступали ремесленники и подмастерья: сапожники, портные, ткачи, приказчики, плотники и др.
Маргулис, этот простой душевный человек, преисполненный милосердия, оказывал огромное влияние на молодежь. Собрав несколько молодых ремесленников, он начал каждый вечер учить с ними «Эйн Яаков. Количество учеников росло, так что квартира на Панской больше не могла вместить всех. Тогда Маргулис стал давать уроки в синагоге на ул. Тварда. Когда уже учеников стало еще больше, он создал еще одну группу на Налевках, в синагоге Тракенхайма. Он так же организовал кассу беспроцентных ссуд для учеников. Если его ученик нуждался, Маргулис неизменно помогал им деньгами, советом или как-то иначе, подобно заботливому отцу, помогающему своему сыну.
Маргулис устраивал субботние трапезы и проводы субботы. Ученики его боготворили и безумно любили. Своим ученикам, в большинстве своем не получившим должного воспитания, он прививал добродетели и менял их к лучшему.
Когда началась война, Маргулис храбро восстановил свою организацию «Любовь к Торе и богобоязненность» по адресу Панская, 31. Там он обеспечивал учеников пищей и для желудка, и для души. К примеру, он брал тесто, которое использовал, когда делал пасту для кошельков, и пек из него булочки для голодных учеников. Кроме того, Маргулис энергично собирал для них деньги, и ежедневно учил «Эйн Яаков» с учениками, число которых достигло 300.
Еврей, умирающий на улице Варшавского гетто, май 1941
Недавно Маргулис предложил, чтобы каждый еврей откладывал для бедных по 10 грошей за каждый килограмм купленного им белого хлеба, 5 грошей за килограмм черного хлеба, 25 грошей за каждый килограмм мяса, и т.д. Маргулис предложил класть эти монеты в отдельный кошелек, и раздавать нуждающимся каждый понедельник и четверг. К сожалению, ему не суждено было воплотить это в жизнь. В октябре 1941, во время праздника Суккот, Маргулис умер от тифа вместе с двумя детьми. После этого организация «Любовь к Торе и богобоязненность» распалась.