Млахим I, Глава XXII. Комментарий

Научный комментарий к 22 главе первой книги Царей. И сказал ему царь: Сколько раз мне брать с тебя клятву, чтобы ты говорил мне только правду от имени Господа – реакция царя может показаться неожиданной. Он явно не верит Михайу – потому ли, что царь привык слышать от него только плохое, или что-то настораживает его в интонации пророка? Заметим, что Михайу уже уговаривали давать только хорошие предсказания (стих 13), но в данный момент царь не хочет слышать слова утешения, а только правду.

История одного злодеяния: виноградник Навота в древнем ближневосточном контексте

Элияѓу, быть может первым, ощутил нерв времени и отреагировал на симптомы грядущего социальной кризиса, осмыслению которого будут посвящены классические книги древне-израильских пророков, например Амоса и Йешайау: укрепление института царской власти привелo к краху племенного общества, с его традиционным социальным устройством, регулирующим права земельной собственности и предлагающим устойчивые модели социальной защищенности и справедливости. С честностью, свойственной истинному пророчеству, Элиягу не пропустил великий исторический и этический смысл этой небольшой истории об одном злодеянии.

Млахим I, глава XIX. Комментарий

Навот – ср. арабское nabata «расти». Возможное значение имени – «росток, отпрыск». В Синодальном переводе Навуфей. Йизреэль – в данном случае речь идет о городе, получившему своеназвание от Йизреэльской долины (традиционная русская форма названия Ездрелон); название Йизреэль, означающее«бог посеял», указывает на плодородие этой долины, играющей важную роль в сельском хозяйстве. Не исключено, что этот город выступал в качестве зимней резиденции царей династии Омри (Gray: 389), хотя согласно некоторым мнениям речь идет о наследственном владении царя и, соответственно, о его родственной связи с Навотом На его месте до 1948 года существовала арабская деревня Зар‛ин.

Млахим I, Глава ХХ. Комментарий

Арамейский царь – правитель Дамаска, вокруг которого могли группироваться различные племенные вожди («цари») арамейцев (подобно тому, как это описывается в рассказе, приведенном ниже). Это мог быть Бен-Адад, упоминаемый выше в главе 15, если речь идет о ранних годах Ахава, либо другой царь с тем же именем, если рассказ относится к более позднему периоду. Речь идет об эпохе, когда арамейцы начали активную экспансию на юг. Описываемая ниже агрессия могла иметь место примерно в 888-885 гг. до н.э.

Млахим I, Глава XIX. Комментарий

И рассказал Ахав Изевель обо всем, что сделал Элийау, и о том, что он зарубил всех пророков, и далее – угрозы Изевель и бегство Элийау выглядят довольно странно, учитывая, какую убедительную победу он одержал над пророками Бааля. Возможно, рассказ, приводимый ниже, изначально предшествовал сцене на Кармеле. Во всяком случае, культ Бааля не был окончательно искоренен вплоть до конца династии Омри.

Состязание на горе Кармель: является ли чудо доказательством?

Пройдет лишь немного времени после кармельского триумфа, и Элиягу, которому пришлось бежать, чтобы спасти свою жизнь, станет горько жаловаться Богу: «Оставили завет Твой сыны Израиля, жертвенники Твои разрушили и пророков Твоих убили мечом; и остался я один; но и моей души искали они, чтобы отнять ее» (Млахим I, 19:14). Великое чудо, совершенно на глазах у всех, ничего не дало: все вернулось на круги своя.

Нечестивец или раскаявшийся грешник: царь Ахав в Талмуде и мидрашах

Трудно сказать, зачем мудрецам потребовалось «реабилитировать» одного из самых вечных библейских царей, которого они сами же осудили на самое страшное наказание, лишение «удела в Мире Грядущем». Возможно, в данном случае они руководствовались педагогическими соображениями. Духовные лидеры народа хотели донести до своих учеников и последователей,  что даже у самого плохого человека есть не только недостатки, но и достоинства, а самое главное – что «врата раскаяния» раскрыты даже перед самым закоренелым грешником, как бы низко он ни пал.

Млахим I, Глава XVII. Комментарий

Элийау – одна из самых ярких фигур в библейских повествованиях о пророках; ему и его ученику Элише посвящен самый длинный цикл пророческих повествований. Благодаря его решительному характеру, в еврейской традиции Элийау известен в числе каннаим «ревнителей» (с первым из «ревнителей» Пинхасом (Чис 25: 7-11) его иногда отождествляют раввинистические источники).  С именем этого пророка связано большое число преданий и поверий в иудейской, христианской и исламской традициях.

Млахим I, глава XVI. Комментарий

Научный комментарий к шестнадцатой главе первой книги Царей (Млахим, I). Ахав – имя, видимо, не израильского происхождения, возможно, имеющее значение «(мой) брат отец (Бог)» (Wiseman: 174). Другие объяснения: «брат отца» (т.е. похож на отца; его отец Омри приходился «братом» какому-то божеству; он должен был править вместе с отцом (Gray: 332 и цитируемая там литература). На стеле ассирийского царя Шальманесера (Салманасара) III (859 – 824 до н.э.) Ahabbu (māt) sir’ilaia «Ахаббу (из страны) Сир’ила [Израиль]».  

Млахим I, Глава 15. Комментарий

Научный комментарий Дмитрия Сливняка к 15 главе первой книги Царей (Млахим, I). Мааха, дочь Авишалома – с этим именем связана проблема, поскольку под тем же именем известна мать Асы, его сына и следующего правителя Южного царства (см.ниже, стих 10 и комментарий к этому стиху). В параллельном рассказе в 2 Хр 13: 2 говорится, что его мать звали Михайау, дочь Уриэля из Гивы. Имя Михайау, возможно, представляет собой искажение имени Мааха.

Первый царь, лишенный удела в Мире Грядущем

Что заставила Яровама совершить столь страшный грех? Согласно Писанию, царь Израиля руководствовался в данном случае политическим расчетом: «Если народ этот поднимется в Иерусалим для жертвоприношения в доме Господнем, то обратится сердце народа этого к господину своему, к Рехаваму, царю иудейскому, и убьют они меня, и возвратятся к Рехаваму, царю иудейскому» (Млахим I, 12:27). Мудрецы, однако, предложили иное объяснение: по их мнению, Яровамом двигала непомерная гордыня, неготовность подчиняться и быть вторым даже рядом с царем из рода Давид

Грех и «реабилитация» царя Шломо

Почему раввины прибегли к подобной апологетической экзегезе?  Как нам кажется, причин этому минимум две. Во-первых, в «положительных» героях Писания (к каковым, безусловно, относился и Шломо – строитель Храма, которому традиция приписывала авторство трех библейских книг) они видели, прежде всего, образцы святости и примеры для подражания, что вызывало естественное желание скрыть или хотя бы преуменьшить их недостатки. А во-вторых, как справедливо заметил др. Арье Ольман, для мудрецов и раввинов библейские герои были их коллегами и единомышленниками, проводившими дни и ночи за изучением Торы. Соответственно, грехи Шломо бросали тень не только на него самого, но и, в некотором смысле, на более позднюю религиозную иерархию.