Карл и Янкель

Янкель — уменьшительная форма имени Яков. А отцом библейского Иакова был Исаак. И в семействе Исаака тоже происходила драма — решался вопрос о первородстве. Свое право на первородство Исав уступил Иакову за миску чечевичной похлебки. И сын Бабеля тоже потерял право на первородство: будучи усыновлен другим отцом, он был оттеснен новорожденным сыном самого Всеволода Иванова, стал киргизенком, чья жизнь и смерть зависит от судьбы сводного брата, весьма, кстати, болезненного мальчика. Но и этого мало: сына Бабеля лишили имени — из Эммануэля сделали Михаилом, и, судя по всему, крестили, что для еврея равносильно смерти.

Холокост как распятие

И значит, теперь, после Холокоста, место Иисуса на небесах заняла чистая душа, сестра Хая. А её смерть в Треблинке - распятие. Но ведь распятие - это искупление...  И менно в заслугу распятия своей сестры поэт сейчас находится в идише медине - возникшем еврейском государстве.

Венеция как Иерусалим

Со словом “гетто” дело обстоит вроде бы попроще: так называлась на венецианском диалекте литейная – токсичное и экологически неблагоприятное производство. Территорию, которую оно занимало на северо-западе Венеции, сенат пожаловал евреям для поселения, и так возникло Ghetto Nuovo, изначальный еврейский квартал. Когда же его территории местным евреям стало не хватать (в связи с наплывом изгнанных из Испании в 1492 году сефардов), им продали земли ещё одной литейной фабрики, более старой, под названием Ghetto Vecchio. Эта версия хорошо объясняет, почему Старое гетто (уже в современном смысле слова) заселялось позже Нового.

Из жизни праотцов

Во время одного из таких разговоров Господь пообещал Аврааму все на свете и еще столько же, а взамен потребовал самую малость — крайнюю плоть. Авраам прикинул, что сделка выгодная, и обрезал себя (это в девяносто девять лет!) и всех вокруг. С тех пор евреи только и делают, что обрезаются, но Господь не торопится исполнять свои обетования. Грустно, конечно, но само обрезание — оно, надо признать, человеку только на пользу. И кстати, не только еврею. Как выяснилось, даже СПИД (не говоря уже о других заразах) на обрезанный конец липнет гораздо реже, чем на необрезанный.

Поэт, хасид, прототип героя Кафки

Духовные поиски привели Иржи в Польшу, ко двору одного из тамошних цадиков, Иссахара-Дова Рокеаха (Бельцкий ребе). Иржи изменился не только внутренне, но и внешне: облачился в традиционный хасидский костюм, отрастил бороду

Начало детства: среда обитания

мой дед со стороны отца был как бы его наследником — цадиком. Видимо, брат отца, раввин, живший потом в нашей квартире, — тоже. Мне этого никто не говорил, но по логике вещей так получается. Ибо в цадики в детстве готовили и моего отца. Более того, после того, как он осиротел, к нему уже и относились как к цадику. Хотя вроде бы это и странно. Ибо цадик в хасидизме — это мудрец, святой человек, наделенный благодатью, и его миссия не должна передаваться по наследству. Однако, видимо, так повелось.

Молочная пища

Тот, кто завел обычай в праздник Шавуот по утрам употреблять молочную пищу, тот, поверьте, был мудрецом. Нет лучше, нет вкусней, нет свежее и дешевле молочной еды! Правда, она тоже обходится в копеечку, все же с мясом ее не сравнить, причем мясо вам дает всего лишь мясо да кости, а в молоке - и молоко, и творог, и масло, и сметана, и сливки, и простокваша, и сыворотка! А сколько всякой всячины можно соорудить из молочных продуктов!

Седер в Бахерахе

За этот стол садится отец семейства со всеми родичами и друзьями и читает им вслух затейливую книгу, что зовется Агада, содержание которой представляет собой диковинную смесь из сказаний праотцев, рассказов о чудесах в Египте, любопытных историй, вопрошапий, молитв и праздничных песнопений. В разгар праздника открывается большая трапеза, и даже во время чтения, в назначенное к тому время, отведывают символические кушанья, а потом съедают по куску опресноков и осушают четыре кубка вина. Скорбно-весел, серьезно-театрален, сказочно-таинствен нрав этого вечернего праздника, и традиционный певучий тон, с каким отец семейства читает Агаду, а слушатели время от времени повторяют за ним хором, звучит так жутко-сердечно, так по-матерински убаюкивает и тут же торопливо будит, что даже евреи, давно отпавшие от веры отцов своих и прельщенные чужими радостями и почестями, бывают потрясены до глубины души, когда случайно их слуха коснутся старые, хорошо знакомые пасхальные звуки.

Катерина

Кто еще в этих местах помнит еврейскую Пасху? Я — последняя, как мне кажется. Для меня наступили нелегкие дни: я тяжко работала — отчищала посуду песком, а потом полоскала ее в бочке с кипящей водой…. Те запахи и по сей день со мной — как тайное тайных. Прослужить у евреев годы — это не пустяк. Еврейский запах — нечто особенное. В детстве, я слышала, говорили, что от евреев пахнет мылом. Это — выдумка. У каждого их дня, у каждого праздника — свой аромат, но особенно полон запахами Песах. Долгие годы провела я, вдыхая их… Так много запахов у праздника Песах… Но для меня весеннее цветение обернулось цветом траура. На второй день праздника Песах моего хозяина убили прямо на улице.

История об одном деянии, или хасидская байка

Спросил я у рабби Довида Фельдмана: Знает ли раввин, чья это заслуга? Он засмеялся и сказал по-арамейски: Так ведь он благочестив. Я же сказал: И каким же образом помогло ему, что хасид он, иначе говоря, благочестив? Нет, все дело в книгах Мартина Бубера! Засмеялся рабби Довид и сказал: Выходит, благодаря хасидским байкам? Я же сказал: Да, но только тем, которые Бубером написаны.

Евреи и малина

Вот уже несколько дней в СМИ и социальных сетях бурно обсуждается решение Главного израильского раввината лишить малину и часть продуктов из малины сертификата о кошерности. Не желаю обсуждать эту историю (и ее политическую и экономическую подоплеку) по существу, мы, тем не менее, решили предложить читателям небольшую подборку, свидетельствующую, как относились к малине и малиновому варенью наши прадедушки и прабабушки из черты оседлости.

О “Черной книге”

В 1956 году один из прокуроров, занятых реабилитацией невинных людей, приговоренных Особым совещанием за мнимые преступления, пришел ко мне со следующим вопросом: «Скажите, что такое «Черная книга»? В десятках приговоров упоминается эта книга, в одном называется ваше имя». Я объяснил, чем должна была быть «Черная книга». Прокурор горько вздохнул и пожал мне руку.