next perv

«Сифрей Бемидбар»: Во славу филологии



Ишай Розен-Цви

(«Сифрей Бемидбар» – комментированное издание в пяти томах, под редакцией Менахема Каганэ, Издательство «Магнес»)

В главе 11 книги Бемидбар («Числа») описывается один из тех печально известных эпизодов, в которых вышедший из рабства народ Израиля ропщет в Синайской пустыне. На этот раз речь идет о пище телесной, вернее сказать, о разнообразии ассортимента продуктов. Страдать от голода никому не приходится – ведь прямо с небес спускается сладкая манна. Однако она успела приесться «сброду» (אספסוף – асафсуф), который начинает спрашивать: «Кто даст нам поесть мяса?» В конце концов, с тех же самых небес, им посылается бесчисленная стая перепелов, но вместе с ней приходит страшная эпидемия. Однако еще раньше Моше слышит, «что люди плачут среди своих семей, каждый у входа в свой шатер». О чем же плакали люди?

Вот что рассказывает мидраш:

Рабби Нехорай говорил: «[Этот стих] учит нас тому, что сыны Израиля сетовали, когда Моше повелел им расстаться с кровосмешением [т.е. с женами, состоявшими с ними в кровном родстве], и тому, что [прежде они] женились на своих сестрах и сестрах отца и матери. Посему, когда он повелел им расстаться с ними, они сетовали» (Сифрей Бемидбар, гл. 90)

Где же находит Мидраш эту кажущуюся невероятной историю? Ведь Тора обращается к вопросам кровосмешения в книге «Ваикра», в то время как наша история, на первый взгляд, связана исключительно с вопросами питания («Мы помним рыбу, что ели в Египте даром, огурцы и дыни, зелень, лук и чеснок».) Возможно, рабби Нехорай обратил особое внимание на выражение «сброд… стал выказывать прихоти» (התאוו תאוה , тааву таава – буквально: «вожделели» или даже «предавались похоти»)? Вспомним, что и о древе познания добра и зла в книге Берешит («Бытие») сказано: תאוה הוא לעינים (таава ху леэйнаим) – «вожделенно оно для глаз». Возможно также, что требовалось особое усилие, чтобы объяснить страшное наказание, обрушившееся на народ в конце главы – ведь есть существенная разница между грехом кровосмешения и обычным чревоугодием. Или следовало в данном случае отделить «сброд» от истинного «народа»?

Так или иначе, одно совершенно очевидно: мидраш интересует отнюдь не контекст рассматриваемого стиха, но составляющие его слова. Люди плачут «среди своих семей». Если речь идет о еде, то какое отношение к этому имеет упоминание семей? И зачем добавлено «каждый у входа в свой шатер», если не для того, чтобы подчеркнуть, что решаются болезненные семейные вопросы? Этого вполне достаточно, чтобы такой пристальный толкователь, как рабби Нехорай, ученик и последователь рабби Акивы, изобрел совершенно отсутствующую в прямом тексте Писания историю об обуянном кровосмесительной страстью народе.

Это толкование – одно из многих тысяч разнообразных комментариев и сопроводительных историй, созданных танаим – мудрецами I-II веков нашей эры, создавшими Мишну. Толкования танаим к стихам Торы были собраны в коллекции мидрашей «Сафра», «Мехильта» и «Сифрей». Следует отметить, что большая часть этих комментариев относится не к нарративам Пятикнижия, одним из примеров которым может служить приведенная выше история, но непосредственно к законодательной составляющей Книги Книг – галахе. Именно поэтому не существует мидраша танаим к книге Берешит («Бытие»), от начала и до конца представляющей собой нарратив.

Перед толкователями Торы изначально стояли весьма непростые задачи. Так, например, им необходимо было показать, что в тексте Писания всякое слово представляет собой исключительную ценность, что в нем нет ни одной лишней буквы, нет ни противоречий, ни тавтологии. И это вопреки тому, что сразу же бросается в глаза всякому начинающему читателю Торы – множество повторений и противоречий, в особенности во всем, что касается различных групп законов. Необходимость сладить со всеми этими проблемами требовала невероятной изощренности толкования. Поэтому главный вопрос, которым задается тана-экзегет, призванный показать, что рассматриваемый стих вовсе не излишен, – отнюдь не «что сказано?», но «почему, с какой целью сказано?». Ради этого он убеждает нас, что смысл стиха нужно искать не в контексте соседних стихов и даже не в его собственной прямой повествовательной логике. Не случайно особенно распространена в этих мидрашах следующая конструкция: «Почему так сказано? Ведь по правилам следовало бы сказать так-то и так-то…». То есть, именно в силу противоречия сказанного привычной логике и здравому смыслу, данное высказывание необходимо, чтобы научить нас чему-то новому.

Иногда толкователь должен найти в Писании источник определенной галахи, давно известной в традиции, но отнюдь не очевидной при простом чтении. Это требует от него изрядной «работы с текстом». Например, нужно доказать, что טוטפות בין עיניך (тотафот бейн эйнейха – буквально: «знаки между твоими глазами») – это тфилин (филактерии) или что «око за око и зуб за зуб» подразумевает отнюдь на выбитые в отместку глаза и зубы, но денежную компенсацию. В связи с этим в конце толкований часто появляется формула «исходя из этого, сказали…», а за нею – цитата из Мишны, показывающая, что источник закона находится непосредственно в тексте Писания.

Но даже не это в первую очередь определяет уникальность мидрашей танаим. Главное состоит в том, что восприятие текста в них коренным образом отличается от принятого в современном литературном мире. Для танаим любая часть записанного в Торе слова несет в себе Божественный смысл, который отнюдь не исчерпывается обычным грамматическим прочтением. Поэтому, для экзегета достаточно, например, одного слова «семей», чтобы «воспроизвести» целый дополнительный нарратив, о существовании которого мы, привыкшие к иному чтению, и не подозревали.

В конце XIX века  в изучении мидрашей танаим произошел подлинный переворот. Давид Цви Гофман, ортодоксальный раввин из Берлина, обнаружил, что к четырем книгам Пятикнижия, от Шмот («Числа») до Дварим («Второзаконие») существовали мидраши двух школ – рабби Аиквы и рабби Ишмаэля. Эти школы отличались не только присущей каждой из них особой терминологией, но и своеобразными системами толкования. Так, мидраши рабби Акиквы обращают особое внимание на каждое слово Писания, в то время как рабби Ишмаэль исходит из того, что «Тора говорила языком людей», и поэтому основывается в своих мидрашах, главным образом, на общих принципах экзегезы – «правилах, по которым толкуется Тора». Значительная часть из этих двойственных толкований была утеряна, но Гофману, проделавшему долгую кропотливую работу, удалось восстановить многие из них по цитатам, приводимым в средневековых раввинских сочинениях.

Почему же эти мидраши пропали? Причина этого кроется в структуре занятий в батей мидраш («домах учения»), которые еще в средние века сосредоточились на изучении Вавилонского Талмуда в ущерб прочим сочинениям древних мудрецов. До сегодняшнего дня в иешивах сочинения, не вошедшие в Вавилонский Талмуд, изучаются в очень малой степени, а широкая публика и вовсе знает о них крайне мало. Исключение составляют редкие представители академического мира.

Один из таких выдающихся академических исследователей – Менахем Каганэ,  посвятивший себя воссозданию утерянных мидрашей. В 1982 году была опубликована его докторская диссертация «Введение к новому изданию Сифрей Бемидбар». Сегодня, три десятилетия спустя, это издание – 550 страниц мидрашей и 1400 страниц комментариев – стало доступным широкой публике.

1

Это отнюдь не введение, но пространный, придирчивый и всеобъемлющий комментарий сложнейшего текста, основную часть которого составляют отнюдь не нарративные сюжеты, но вопросы религиозного законодательства – галахи: проблемы обетов, нечистоты мертвого тела, жертвоприношений, священнических обязанностей и привилегий, праздничных законов и тому подобного. Каганэ положил в основу своего труда итальянское издание XI века, находящееся в библиотеке Ватикана. Он всесторонне сравнивает его со всеми прочими известными рукописями. Кроме того, он сравнивает каждый мидраш с аналогичными мидрашами из других сборников. Как известно, едва ли не всякое высказывание мудрецов Талмуда, долгое время передававшееся в устной форме, встречается в нескольких письменных версиях, и различия в этих версиях иногда бывают весьма велики. В результате тончайшей и кропотливейшей операции, продолжавшейся несколько десятилетий, Менахем Каганэ сумел извлечь на свет бесценные сокровища еврейских комментаторов эпохи Талмуда. Терпение вознаграждается!

Вот только один пример. Согласно общепринятой традиции, в мидраше сказано следующее:

«А с ятрами измятыми, раздавленными, оторванными или отрезанными не приносите [в жертву] Господу… И от руки чужеземца не приносите хлеб Богу вашему из всех таких (Ваикра 22:24-25) – эти [жертвы] ты не принимай от них, но ты принимай от них цельные (тмимим – תמימים)» (Сифрей Бемидбар, 107).

То есть, из того, что Тора запрещает принимать от чужеземцев жертвы с повреждениями, мидраш делает вывод, что можно принимать от них в жертву цельный, беспорочный скот. Таково простое логичное толкование текста. Каганэ, однако, показывает, что в одной из рукописных версий, сказано нечто иное: «…но ты принимай от них тмидим (תמידים – постоянные)». То есть, речь идет не о «цельных», а о «постоянных жертвах», приносимых в храме дважды в день, которые, согласно этой версии, можно принимать также и от иноземцев – неевреев.

Это переворачивает все общепринятые представления. Ведь общепринятая талмудическая точка зрения на этот род жертвоприношений состоит в том, что именно «постоянные жертвы» обеспечивают коллективное служение еврейского народа Богу Израиля. Ради этих общественных жертвоприношений производится специальный храмовый сбор. Одним словом, речь идет о национальном долге, об одном из тех обрядов, которые призваны консолидировать еврейский народ. И вдруг оказывается, что и нееврей может вносить свои полшекеля в общий фонд и таким образом принимать участие в богослужении. Вот что дословно сказано в Мишне (Шкалим 1:5):

«[Если] иноземец принес половину шекеля, не берут у него… И так истолковано Эзрой (Эзра, 4:3): «Не вам и нам построить дом Богу нашему»».

А здесь мы слышим совершенно иное мнение. Это мнение было вытеснено из Мишны и из всей канонической литературы, и даже многочисленные издания Сифрей игнорировали его в пользу ортодоксальной традиции. Оно и вовсе пропало бы во мраке веков, не верни его на законное место университетский филолог.

Во времена танаим уже не существовало Храма. Но инородцы, конечно же, существовали, как существуют они и сегодня, и существовали весьма неодинаковые взгляды на отношения с ними. Различие, скрывавшееся в одной единственной букве, превращается, таким образом, в весьма основополагающее различие. Оно лежало в основе острых идеологических разногласий, приведших к восстанию против Рима, отголоски которых мы слышим и в наши дни. Каганэ, конечно же, не принимает участия в этих идеологических баталиях, но делает осторожное примечание: «Эта особая позиция Сифрей, позволяющая принимать «постоянные жертвы» от инородцев (…) может представлять более универсалистское мировоззрение, иногда просматривающееся в школе рабби Ишмаэля».

Известный лингвист Роман Якобсон говорил, что филология – это искусство медленного чтения. Похоже, что сегодня в нашем сумасбродном мире это искусство актуально как никогда.

_______

Статья была опубликована в газете «Гаарец» 01.09.2015

Перевод и подготовка материала:  Некод Зингер 

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.