Шофар последней надежды
В 1930 году Калонимус-Кальман Шапиро (1889‑1943) был раввином Пясечно, небольшого местечка под Варшавой. За 7 лет до этого, в 1923 году, он создал йешиву Даас Моше («Мудрость Моше»), ставшую одной из крупнейших йешив межвоенной Польши. Жизнь польских евреев была нелегкой, но их физическому существованию ничего не угрожало. Никто не мог и представить, что произойдет через десять лет, и хотя многие польские евреи эмигрировали в разные страны, большинство оставалось в Польше, где они жили веками.
Вечером второго дня Рош га-Шана рабби Шапиро произнес проповедь, которая позже вошла в книгу Дерех га-Мелех («Царский путь»). Частью проповеди стала нижеприведенная притча (и ее истолкование), в которой рабби Шапиро рассуждал о природе и смысле еврейского изгнания. Формально речь шла о трублении в шофар, однако на самом деле притча отражала гораздо более глубокие взгляды р. Шапиро, касающиеся существования еврейского народа и его потенциала, а так же состояния мира и евреев. В неожиданно универсалистском ключе раввин рассуждал о завете и ответственности евреев за его сохранение. Кроме того, он говорил о несовершенной природе божественной мудрости, проявляющейся в Торе, которую евреи должны соблюдать – что является преградой, не позволяющей осуществить божественное намерение дарования Торы Израилю на Синае.
Ниже я хочу привести притчу и ее истолкование, а затем – свое понимание сказанного р. Шапиро.
Притча
Жил однажды великий и мудрый царь, который хотел передать свою мудрость своим подданным. Но поскольку эта мудрость была очень возвышенной, а подданные дики и невежественны, они не могли понять царя и не желали его слушать. Хуже того, речи царя, казались им глупостью в силу их собственной ограниченности и невежества.
У царя был сын, тоже мудрый, хотя и не так, как его отец. Царь послал сына в народ, полагая, что, поскольку он не так мудр, то сумеет облечь царскую мудрость в форму притч и историй, которые подданные смогут понять. И тогда они смогут немного понять царя, и станут охотно подчиняться его власти.
Для принца это оказалось нелегким делом: люди постоянно спорили с ним, и часто вовсе не давали ему говорить, даже когда он рассказывал притчи и истории, которые они могли понять. Однако царевич, зная, что исполняет волю отца, трудился, не покладая рук, и продолжал, невзирая на все препоны.
Со временем принц немного преуспел, и некоторые из тех, кто любил царя, начали понимать его мудрость. Однако тем временем, поскольку сын пребывал в одиночестве, вдали от отца, и жил среди невежд, делавших его жизнь невыносимой, его разум стал слабеть, и он впал в глубокое отчаяние. Более того, поскольку разум его ослабел, он больше не мог учить народ мудрости царя, а порой и вовсе не мог вымолвить ни слова. Из-за этого он становился все более презренным в глазах людей. Даже те, кто прежде ему сочувствовал, зная, что он послан царем и изрекает его мудрость, покинули его и даже стали насмехаться и глумиться над ним.
Царевич понял, что мало того, что он больше не может говорить о величие царя – поскольку его разум слабел, еще немного, и все будет потеряно. Заливаясь слезами, он стал думать, что теперь делать. Вернуться к отцу он не мог, поскольку царь приказал не показываться ему на глаза, пока он не научит нард царской мудрости. Более того, увидев, что он уходит, люди попытаются расправиться с ним. Возможно, решил принц, лучше будет позвать царя: увидев, в какой безнадежной ситуации оказался царевич, тот, возможно, заберет его домой, пока его разум вновь не окрепнет. Если же нет, свидание с отцом, возможно, вернет ему силы, и он снова сможет учить народ отцовской мудрости.
Но как позвать царя? Отец говорил, что придет к нему, только когда сын явит людям царскую мудрость, свидетельствующую о его величие. Eсли позвать его раньше, царь, подумав, что его мудрость стала всеобщим достоянием, придет, увидит, что это не так: невежды возненавидят его навсегда, а их сын, который их учил, окончательно станет в их глазах дураком и безумцем, и они станут ненавидеть его еще сильнее.
Царевич был в полном замешательстве и совершенно не знал, что делать. Отчаявшись, он воскликнул: «Все-таки позову отца. Увидев, что я рыдаю, он утешит сына, поняв, что альтернативы нет: я безнадежно запутался, а моя жизнь в опасности»
Если царевич сумеет упросить отца, тот не будет на него гневаться. Более того, свидание с царем вернет ему силы и воодушевит его, и он сможет продолжить свою работу – учить людей царской премудрости. Если же сын не сможет умолить отца и попробует обмануть его, царь разгневается еще больше. Ведь это будет означать, что сын не только провалил свое задание научить народ царской мудрости, но и попытался обмануть отца.
Объяснение
Бог сотворил мир ради того, чтобы стать известным миру. Однако поскольку божественная мудрость непостижима и превосходит все миры, люди не в силах ее понять, а потому впадают в идолопоклонство. Поэтому Всевышний взял Израиль, который наделил божественной мудростью, заключенной в «телесные» слова Торы. Эта Тора учит мудрости Творца. Моше сделал Тору явной, заставив ее «спуститься» в наш мир в материальной форме. Затем Израиль был выслан из чертогов Всевышнего и рассеян по всему миру, как сказано: «Святой, благословен Он, изгнал Израиль только ради прозелитов» (Псахим, 87б). В противном случае Израиль был бы наказан за свои грехи непосредственно в Земле Израиля. Однако он был изгнан, дабы обрести прозелитов и учить их божественной мудрости – до тех пор, пока весь мир не наполнится знанием Бога.
Израиль понес в изгнание свет божественной Торы, чтобы научить весь мир и побудить все человечество принять иго царствия Небес. Это оказалось нелегким делом: народы мира презирали евреев и всеми доступными средствами делали их жизнь невыносимой. В этом к ним присоединились обвинители из числа сверхъестественных сил: все, что народы делали на земле, они повторяли в горних мира. Силы скверны и тьмы не позволили евреям нести миру божественный свет. Из-за этого Израиль впал в отчаяние: «За Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание» (Тегилим, 42:23). Душа Израиля погрузилась в отчаяние и безрадостность, и в результате знание о Боге уменьшилось даже среди евреев. Мало того, что Израиль больше не в силах учить людей божественной премудрости, и объяснять им, что Бог доступен и правит всем и все – евреи и сами позабыли божественную мудрость, а многие из них сбились из-за этого с пути истинного. Даже те, кто, ценой невероятного самопожертвования, остались верны святости, больше не обладают высшей мудростью, необходимой настоящему еврею, чтобы славить Бога в своих песнопениях и молитвах. Что же нам делать?
Смысл нашего существования – явить себе и миру божественный свет. Однако силы скверны мешают нам исполнить свое предназначение, из-за чего весь мир пребывает во тьме. Это верно и для евреев – «царский сын» тоже погряз в скверне. Однако Бог сказал нам: «В день веселия вашего, и в праздники ваши, и в новомесячия ваши трубите трубами при всесожжениях ваших» (Бемидбар, 10:10). Ибо шофар – обращенный к Богу призыв прийти; трубя в шофар, мы делаем божественную святость явной. В будущем же великий шофар будет звучать во время всех праздников и новомесячий, и в этом трублении будет еще больше святости.
Но как мы можем трубить в шофар, зная, что не только не смогли научить божественной премудрости других, но и сами осквернились? С другой стороны – есть ли у нас выбор? Мы по горло погрязли в материальных и духовных тяготах, поскольку лишились и знаний, и радости. Воистину, нам грозит и физическая, и духовная опасность!
«Счастлив народ, умеющий трубить» (Тегилим, 89:16) – т.е., как объясняет Талмуд, знающий, как убедить Святого, благословен Он, своим трублением. Однако нужно помнить, что звука шофара сегодня недостаточно, ибо мы недостойны трубить. Мы трубим, просто потому, что у нас нет выбора: «Из тесноты воззвал я к Господу» (там же, 119:5). Ответь же нам, Господи, чтобы мы вышли на простор, и тогда весь Израиль вернется к Тебе под трубный звук шофара, звучащий в святости и радости, как сказано «И дам вам сердце новое и дух новый вложу в вас» (Иехезкиль, 36:26), и станет служить Тебе в радости. Ты же явишь нам и всему миру свою святость, и мы удостоимся Избавления, да произойдет это вскорости, в наши дни.
Комментарий
На первый взгляд, притча р. Шапиро и ее объяснение кажутся совершенно заурядными: в мидрашах и более поздней еврейской литературе похожих текстов более чем достаточно. Тем не менее, в притче р. Шапиро есть несколько интересных моментов, на которых, на наш взгляд, стоит остановиться.
Во-первых, сын отправился в изгнание (или на задание) не из-за своей непокорности. Наоборот, он был создан, чтобы стать материальным воплощением божественной мудрости, а так же хранителем Торы, которая учит мир божественной воле в том виде, в каком мир способен ее постичь. Интересно отметить, что р. Шапиро ни разу не пользуется понятием «избрание» – по его слова, Бог «взял» народ Израиля.
Во-вторых, подданные царя, которым предназначено божественное послание – не евреи, а народы мира, которые должны усвоить божественную мудрость, чтобы Израиль и весь мир удостоились Избавления. И, наконец, в-третьих, сын не только не выполнил задание – из-за того, что он не сумел убедить своих слушателей, он осквернился сам и «осквернил» Тору».
Царевич не знает, что ему делать. Он не может вернуться домой с пустыми руками, т.е. не просветив мир светом божественной мудрости. Это станет не только провалом, но и угрожает всему мирозданию. Он не может привести царя к людям, поскольку тем самым лишь опозорит монарха. Хуже того, принц осознает, что тяготы, причиненные ему народами мира, нанесли ущерб не только ему самому, но и тому посланию, с которым он был послан в мир.
Рабби Шапиро обращается к шофару как к последней надежде, видя в нем опцию, не упомянутую в самой притче. В каком-то смысле то, что сын зовет отца, является выражением безнадежности и боли. (При этом р. Шаширо использует образы «теснин» и «простора» – возможно, намекая на шофар с его узким мундштуком и широким раструбом). Царевич просит не только о том, чтобы завершить свою миссию научить мир Торе. Он умоляет о собственном спасении и просит «сердце новое и дух новый» в качестве необходимых компонентов, чтобы закончить свою работу. Избавление, по р. Шапиро, произойдет только в том случае, если Израиль избавится от порожденного изгнанием уныния, продолжая свою универсальную миссию среди народов. Если Израиль будет и дальше пребывать в унынии, Тора так и останется «поврежденной». Если же Израиль откажется от своей миссии, мироздание не исполнит свое предназначение.
Это обнажает весьма оригинальное представление о природе Торы – которая оказывается не столько наследием Израиля, сколько вещью, которой Израиль должен научить весь мир. Согласно притче, мир должен быть преображен, и Бог поручил это Израилю. Однако, увы, Израиль слишком слаб, чтобы защитить себя от сопротивления народов. В результате сын ослабел, а его Тора оказалась «испорченной». В этой ситуации изгнания перестает быть возможностью и становится трагедией. Царевич понимает, что не может вернуться к царю с пустыми руками, и что он не может просто бежать туда, где народы его не найдут. Ибо он знает, что, по сути, является посланцем, связным между Богом и миром.
Поэтому он трубит в шофар не потому, что рад и счастлив, но потому, что оказался в максимально стесненных обстоятельствах. Трубный звук шофара выражает надежду, что это действие убедит Бога «спуститься», хотя бы ненадолго, чтобы воодушевить его настолько, чтобы он мог продолжить свою миссию. Прятаться от Бога – не лучше, чем прятаться от народов. Только раскрывая миру мудрость Всевышнего, Тора исполняет свое предназначение. В этом смысле «обращение» становится «раскаянием». В этом – кульминация нашей истории.
Трудно сказать, в каком контексте прозвучала эта притча, и что конкретно происходило осенью 1930 года в окрестностях Варшавы. Однако можно предположить, что в то время было присуще желание повернуться к миру спиной, предавшись религиозному благочестию. Мы так же знаем о желании «бежать от мира» и построить новый дом в Палестине. Однако сын не может вернуться к отцу один, без мира. Кое-кто думает оставить Тору и стать частью мира – однако без Торы сын не сможет привести мир к царю. Поэтому рабби Шапиро отвергает все эти варианты: оставить мир ради Торы, бежать от мира в поисках убежища, или оставить Тору, чтобы стать частью мира. Горькое и темное состояние еврейской души является частью истории, а мир – ее неотъемлемой частью. Царевич должен остаться в мире и не прекращать попыток его просветить, причем именно тогда, когда тьма, в которую погрузился мир, лишает его необходимых для этого сил.
Сын должен понять, что его предназначение – оставаться в мире и приложить все силы, чтобы избавиться от уныния и сделать свое послание наиболее ясным и понятным. Трубный звук шофара является выражением надежды, что сочетание «теснин» и «распространения» Торы, которое олицетворяет внешний вид шофара, позволит его душе вырваться, наконец, на широкий простор. Сработает это или нет, он не знает. Однако, как утверждал р. Шапиро в 1930 году, у царевича, а возможно, и у самого проповедника не осталось другого выбора.
Пройдет десять лет, и тьма станет настолько гуще, а царевич и его Тора настолько ослабеют, что шофар тоже умолкнет. Но в 1930 году рабби Шапиро еще верил – и в мир, и в предназначение народа Израиля.
По материалам журнала Tablet.