Шломо Ибн Габироль, На Высь взирая горнюю
Сначала – небольшой комментарий. Основная часть этой небольшой касыды – конвенциональный плач по анонимным мудрецам, а ее вступление – в жанре “личной поэзии”. Известный исследователь Исраэль Левин (и не только он ) пишет, что такого рода личные стихи Ибн Габироля – лучшее, что есть в еврейской поэзии мусульманской Испании. Они не укладываются в конвенциональные жанры и в них наиболее ярко выражается индивидуальность автора, а это интереснее всего с точки зрения наших эстетических представлений (в отличие от тех, которые были в Средние Века).
В этом вступлении автор описывает некий мистический экстатический опыт в духе неоплатонизма: восхождение к некой Выси, которая не столько место, сколько женский образ. Все комментаторы указывают, что это божественная Мудрость. Далее, идет переход к основной части – извините за наркоманский сленг, там, в этом переходе, автор описывает отходняк, который накрыл его, когда кончился приход. И наконец он переходит к основной части, довольно короткой, в жанре плача, и завершает ее все равно возвращением к “личной” теме – если он не может быть с Мудростью всегда, то пускай он скорее умрет, чтобы, избавившись от препон материальности обрести с ней единение.
На Высь взирая горнюю,
На свод в небес голубизне,
Вознесся к ней я, качества
Её я все познал вполне.
Больной я, сердцем страждущий –
Она поет в веселье мне,
Она зовет меня, и я
Вхожу в палаты к сей жене:
Полы там самоцветные,
Сапфиры при моей ступне.
На ложе я порфирное
Возлег на алой простыне,
Привлек ее с любовию
Я к нег реке и к быстрине,
И ел я, и насытился,
Обрел усладу я в вине,
В хлебах и умащениях,
И в лучшем туке, и в овне.
И в сад меня возвысила
Она к лилейной белизне.
В душе моей желание –
Быть вечно с ней наедине,
Ведь все ушли страдания,
Все беды – во вчерашнем дне.
Но сердце опечалилось,
Грехи воспомнило зане,
Душа о злодеяниях
И о своей грустит вине,
Ей не забыться дремою,
Волненье в сердца глубине,
И вот, она в стенаниях,
Что будят тех, кто в сладком сне
От слез они проснулися,
Восстав от плача в тишине,
Рекли: о чем рыдания
На страх соседям и родне,
Как будто ночью плачущий
Сион по детям, что вовне.
И я в ответ им: Верные
Ее прешли, и я – в огне!
Сии князья вельможные –
Нет мудрых с ними наравне,
Великие, могучие,
Как башни на ее стене,
Алмазы на венце ее,
Что несравненны по цене,
И были нареченные
Они прекрасной сей княжне,
И та – ковчег, скрижали – те,
О как возвышены оне!
И та – светильник храмовый,
Те – пламена на вышине,
Ее наряд украшенный
И бубенцы по всей длине.
О, сжалься, Боже, над душой,
Что хочет – ей воздай вдвойне!
Дай ей достигнуть Господа
В его высокой стороне,
Иль, прежде, чем назначено,
Возьми ее Себе поне.