По образу и подобию (Недельная глава “Берешит”)
Профессор Нахум Сарна
В политеистических мифологиях сотворение мира неизменно описывается как размножение. Судя по всему, язычество не могло представить себе первичную творческую силу, не связанную с сексом. В Энума Элиш, вавилоно-аккадском эпосе о сотворении, боги-творцы Апсу и Тиамат олицетворяют, соответственно, мужское и женское начало, которые, «смешав свои воды», породили первое поколение богов:
Когда наверху небеса не назвали,
Именем суша внизу не звалась,
Апсу их начально осеменяя,
Пучина Тиамат всех их рождая
Воды свои воедино мешали[1].
Сексуальный элемент существовал прежде, чем возник космос; все языческие боги появились на свет благодаря сексу. У Творца из книги Берешит, напротив, нет партнера женского пола. Мысль, что Бог может иметь какое-либо отношение к сексу, совершенно чужда библейскому мировоззрению. Поэтому когда Писание сообщает, что Всевышний создал людей «мужчиной и женщиной»[2], подчеркивая, что Бог сам создал различия между полами, весьма вероятно, что перед нами – осознанный протест против определенных языческих представлений.
То же самое можно сказать о месте элемента вода в еврейской космологии. Это соответствует рассказу Энума Элиш о том, что вода была создана первой. Подобно тому, как два океана, Апсу и Тиамат, существовали прежде всех вещей, так и в книге Берешит существование воды считается само собой разумеющимся: дух божий витал над примордиальной водой, которую Бог разделил затем надвое[3]. Идея первичности воды была широко распространена в самых разных мифологиях. Скорее всего, это связано с тем, что, будучи аморфной, вода идеально олицетворяла состояние, в котором пребывал мир, прежде чем хаос сменился порядком, и вещи приобрели неизменную форму. Однако, поскольку в Нижней Месопотамии суша возникла вследствие понижения уровня моря, весьма вероятно, что и в библейском рассказе, – где вода появляется первой, а суша – лишь тогда, когда отступило море, – звучат вавилонские мотивы. Это тем более вероятно с учетом разительного контраста между плодородными аллювиальными равнинами междуречья Тигра и Евфрата и каменистой почвой Палестины, чье плодородие целиком и полностью зависело от сезонных дождей.
Впрочем, на этом сходство заканчивается. В языческой мифологии вода – первичная родящая сила. Эта идея совершенно чужда книге Берешит: здесь Бог повелевает, а вода подчиняется; Он повелел – и воды разделились: «И сказал Бог: да будет свод внутри воды, и да отделяет он воду от воды. И сделал Бог свод; и отделил воду, которая под сводом, от воды, которая над сводом. И стало так» (Берешит, 1:6-7).
В соответствии с Его волей вода собралась в одном месте, чтобы освободить место суше. И если затем и вода, и суша воскишили живыми существами, то это произошло вовсе не потому, что они обладали врожденной независимой живородящей силой, но лишь потому, что так повелел им Всевышний. Таким образом, впервые в истории перед нами – принципиально новая космогония.
Однако наиболее ярко этот контраст между мифологическими и еврейскими представлениями проявился в соответствующих рассказах о сотворении человека. Правда, на первый взгляд это утверждение кажется парадоксальным, ибо еврейский рассказ весьма напоминает сюжеты ближневосточной мифологии.
В первой главе книги Берешит просто сообщается, что человек был сотворен Богом «по образу Своему, по образу Божию» (Берешит, 1:27). Чуть ниже рассказывается, каким образом «создал Господь Бог человека из праха земного» (там же, 2:7). И если мы вспомним, что слово адама, которое мы перевели здесь как «прах», в библейском иврите нередко обозначает глину, то мы сталкиваемся здесь с весьма распространенным сюжетом.
Правда, в Энума Элиш человек был сотворен Мардуком из крови Кингу, одного из богов первого поколения: «Кровь соберу я, скреплю костями, / Создам существо, назову человеком»[4]. Однако в другом месопотамском эпосе, «Песне о Гильгамеше», богиня Аруру
Умыла руки,
Отщипнула глины, бросила на землю,
Слепила Энкиду, создала героя[5].
Еще один древний миф, ассирийский, прямо говорит, что первые люди были сделаны из глины. О том, что речь идет об очень древнем сюжете, свидетельствует упоминание о нем в шумерском тексте третьего тысячелетия до н.э. Эта же идея отображена на древнеегипетских изображениях, на которых бог Хнум сидит на троне перед гончарным кругом и лепит человека.
Бог Хнум лепит человека
Именно это близкое сходство между библейским рассказом и ближневосточными мифами служит прекрасным свидетельством, насколько поверхностными оказываются сопоставления, если та или иная характеристика рассматривается, будучи вырванной из своего культурного контекста.
Рассказ о сотворении человека в книге Берешит – исключение из правила, согласно которому все возникает просто по слову Творца: ведь только в случае с человеком Библия конкретно указывает материал, из которого он был создан. Тем самым Писание специально подчеркивает уникальное положение человека в мироздании, его особые отношения с Богом. Эта идея подчеркивается неоднократно и более тонким образом.
Во-первых, человек – единственное существо, которому Бог «вдунул в ноздри его дыхание жизни». Только благодаря такому непосредственному оживлению человек стал живым существом, чьим источником жизненной силы является сам Всевышний. А во-вторых, за исключением сотворения человека, в процессе космогонии не было ничего, созданию которого предшествовала бы божественная декларация о намерениях и цели: «И сказал Бог: создадим человека по образу Нашему, по подобию Нашему, и да властвуют над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всей землей, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Берешит, 1:26). Иными словами, человек – вершина творения, а весь рассказ о сотворении мира является, безусловно, «человекоцентричным».
Совершенно иначе рассказывается о сотворении человека в Энума Элиш. Это происходит едва ли не случайно; человек был создан, чтобы прислуживать богам – кормить и удовлетворять прочие телесные потребности небожителей:
Создам существо, назову человеком.
Воистину я сотворю человеков.
Пусть богам послужат, чтоб те отдохнули.
Божьи пути изменю и улучшу…
Как Эйа, мудрейший, род людской создал,
Возложил на него божье бремя![6]
Книга Берешит, напротив, всячески подчеркивает прямо противоположную идею. Ибо первое, что Всевышний говорит людям: «Вот, Я дал вам всякую траву семяносную, какая на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, семяносный, вам это будет в пищу… от всякого дерева сада ты можешь есть» (Берешит, 1:29, 2:16). Иными словами, не люди должны служить Богу, но Бог проявляет заботу о пропитании и благополучии человека.
Торе настолько важно подчеркнуть особый статус человека в мироздании и уникальность отношений между ним и Богом, что в рассказе об этом она использует несвойственные ей литературные приемы. Трижды в одном предложении автор употребляет глагол бара («сотворил»), который Писание использует исключительно для описания божественных актов творения. Кроме того, он неоднократно повторяет, что человек был сотворен по образу Творца: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его» (1:27).
Фраза «по образу Божию» является сложной, ее происхождение и точный смысл так и не нашли убедительного объяснения. Однако, возможно, она связана с прозвучавшим сразу после нее божественным благословением: «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и овладейте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, движущимся по земле» (там же, 28).
Уникальные качества также даровали человеку власть над животным и растительным миром, и дали ему право, точнее, обязанность использовать природные ресурсы для своего блага. В этом контексте идея «образа и подобия» неизбежно должна включать все таланты и душевные качества, отличающие человека от животных и необходимые для выполнения его жизненного предназначения – интеллект, свобода выбора, самосознание, совесть, чувство ответственности, самоконтроль и т.д. Кроме того, то, что человек сотворен по образу и подобию, подразумевает, что человеческая жизнь бесценна. Именно это имел в виду автор, когда в другом месте утверждает: «Кто прольет кровь человека, того кровь прольется человеком: ибо по образу Божию создал Он человека» (9:6).
Адам и Ева. Лукас Кранах Старший
Библейская концепция человека как образа Божия – еще один революционный разрыв с окружающей действительностью. Языческая связь человека с природой была разорвана раз и навсегда. Человек перестал быть порождением слепых сил, беспомощным и отданным на милость неизменным естественным ритмам и циклам. Отныне он обрел достоинство, цель, свободу и колоссальную силу.
Однако превосходство человека над животными не следовало понимать как полную независимость. И в этот момент красочное описание сотворения человека из глины снова выдвигалось на первый план. Это описание вызывало в память работу гончара, придающего желаемую форму сырому бесформенному материалу. Глагол яцар («создал»), использованный во втором рассказе о сотворении человека (Берешит, 2:7-8), используется в иврите, в том числе, для описания труда горшечника. Более того, и творца, и гончара на иврите можно назвать одним и тем же словом – йоцер. Этот образ – хорошо известный библейский символ, подчеркивающий абсолютную власть Бога над человеком[7]. Таким образом, воспользовавшись общим мифологическим сюжетом, библейский искусно сумел не только дать отпор общепринятым языческим представлениям, но и подчеркнуть такие концепции, как свобода и достоинство человека, а также его абсолютную зависимость от Бога. Человек не может наслаждаться полной и абсолютной независимостью. Он неизменно должен подчиняться требованиям высшего закона – божественному нравственному порядку мироздания.