next perv

Коронавирус и современный ортодоксальный иудаизм



Нынешняя эпидемия нанесла страшный удар по религиозному еврейству. Среди умерших от коронавируса – два хасидских цадика, известные раввины и главы йешив, несколько посланцев Хабада… В еврейских похоронных агентствах заканчиваются саваны, разделы некрологов в ортодоксальных газетах занимают десятки страниц… Вместе с тем пандемия спровоцировала полемику между различными идеологическими группами внутри иудаизма. В частности, некоторые более либеральные ортодоксы критикуют позицию, занятую частью ультра-ортодоксов – отказ закрыть йешивы и синагоги, подпольные уроки и молитвы, многолюдные свадьбы и похороны, и т.д. вызывает немало вопросов и нареканий, в том числе со стороны более «прогрессивных» религиозных групп.

 Рабби профессор Шауль Магид, известный исследователь еврейской мистики и хасидизма,  воспользоваться этой полемикой, чтобы попытаться понять, что происходит в современном религиозном еврейском мире, и во что «на самом деле» верят многие нынешние религиозные евреи. 

Несколько лет назад философ Славой Жижек рассказал такой анекдот: решив навестить своего профессора философии, студент заметил, что над дверью профессорского дома висит подкова. Удивленный студент спросил: «Профессор, как это понимать? Все, чему вы нас учили, свидетельствует, что это полная чушь». На это профессор ответил: «Вы правы, я, разумеется, не верю, что это приносит удачу. Но знаете, говорят, что это работает, даже если вы не верите».

Я вспоминаю эту шутку всякий раз, когда читаю о реакции ультра-ортодоксальных евреев на коронавирус. Было предпринято много попыток  понять и, нередко, раскритиковать поведение общины, не спешившей закрыть йешивы, не  желающей соблюдать социальную дистанцию и/или прислушиваться к рекомендациям медиков. Было предложено много более или менее убедительных объяснений, с чем это связано.  Некоторые объясняют это базовыми верованиями в защитный характер изучения Торы, другие – огромной важностью общинного религиозного служения. Нередко можно услышать критику, в том числе со стороны более модерных ортодоксальных кругов, что эти верования настолько глубоко укоренились в ультра-ортодоксальном мире, что лишают его способности прислушиваться к науке. Другие утверждают, что отсутствие научного образование не позволило ультра-ортодоксам в полной мере осознать, что стоит на кону.

В основе некоторых из этих обвинений лежит несколько циничный подход, согласно которому ультра-ортодоксы, в той или иной степени, неправильно понимают нормативный иудаизм, и тем самым ставят свои общины под угрозу. Однако гораздо более убедительным мне кажется другое объяснение, связанное с врожденным недоверием к способности гражданских структур верно оценить, является ли опасность достаточно серьезной, чтобы это оправдывало отказ от определенной религиозной деятельности. Ультра-ортодоксы, безусловно, в курсе, что опасность требует уединения и дистанции.  Еще рабби Моше Шик (1807-79), один из самых уважаемых религиозных авторитетов своего поколения, писал в одном из своих респонсов:

Если даже когда дело касается тела, запрещено проходить под шатким мостом или покосившейся стеной, то тем более это касается мест, опасных для нашей души, как сказано: «Только берегись и тщательно храни душу свою» (Дварим, 4:9). Так же, как запрещено находиться там, где опасность угрожает телу, запрещено находиться в любом месте, где опасно [для души], как сказано: «Чтобы не навести тебе крови на дом свой» (там же, 22:8).

Рабби Моше Шик

Таким образом, ультра-ортодоксы, безусловно, знают, что нужно избегать опасности.  Поэтому вопрос, в первую очередь, касается власти – кто вправе решать, что считается опасности, и кто может предписывать, какую деятельность следует прекратить?

Однако гораздо меньше внимание привлекает другая тема: в какой степени нынешняя трагическая ситуация свидетельствует о состоянии и тенденциях современного иудаизма в целом? Все мы знаем, что многие евреи, утверждающие, что они сохраняют верность нормативному еврейскому закону и практике, коренящимся в текстуальной традиции, в то же время в полной мере усвоили идеологию просвещения, согласно которой  наука, или научное знание, являются наиболее аккуратным описанием реальности – даже, вернее, особенно в тех случаях, когда оно противоречит религиозным верованиям.  Нет никаких сомнений, что лидеры ультра-ортодоксов недооценили пандемию, и их паства заплатила за это страшную цену. Однако в значительной степени ультра-ортодоксы повели себя «легкомысленно», поскольку действительно всерьез воспринимают идеи, которые, по их словам, разделяют многие традиционные евреи. Или, иными словами  – ультра-ортодоксы на самом деле в это верят!

Идея взаимности в рамках Завета, согласно которой наши действия, являющиеся ответом на божественные повеления, пробуждают божественное милосердие, красной нитью проходит через всю еврейскую традицию. Разумеется, это не означает, что заповеди всегда защищают, подобно какой-нибудь магической формуле. Мы знаем, что это не так,  еще мудрецы довольно цинично утверждали: «В этом мире нет награды за исполнение заповедей».  Однако данная формула, определенно, является «операционной системой» иудаизма. Другие общины, настаивающие на верности традиции, безусловно, так же знают о соответствующих высказываниях. Однако на практике они в это не верят – по крайней мере, когда сталкиваются с научными свидетельствами обратного. И что это говорит о «вере» современного еврея?

Разумеется, мудрецы постановили, что угроза жизни (пикуах нефеш) отменяет практически все религиозные заповеди, и ультра-ортодоксы знают об этом не хуже других евреев. Однако в какой степени нынешняя пандемия соответствует галахическим критериям пикуах нефеш, является вопросом, по которому возможны споры. Пикуах нефеш не является галахической категорией, которую можно с легкостью применять по всему населению. В то же время это имеет далеко идущие последствия. Ради спасения жизни можно есть некошерное, нарушать субботу и Судный день, и т.д.  Все знают историю о рабби Исраэле Салантере (1809-83), который во время эпидемии холеры сделал кидуш в синагоге в Судный день.  Правда, насчет кидуша в синагоге есть определенные сомнения, однако все признаю, что он действительно ел на глазах у всех, чтобы побудить паству поступить так же.  Однако эта логика, очевидно, неприменима к нынешней ситуации с карантином.

Еврею, верящему как в традицию, так и в секулярную науку, угроза коронавируса помогла осознать, что для него важнее. В недавнем эссе Corona Virus is a WakeUp Call for ultraOrthodox Jews популярный прогрессивно-ортодоксальный раввин Ирвин (Иц) Гринберг заявил, что «теология ультра-ортодоксов опровергнута фактами». (Интересно, как факты могут «опровергнуть» или подтвердить теологию?). Он так же пишет: «Другое серьезное заблуждение ультра-ортодоксальной теологии – считать болезни и природные катастрофы божественным наказанием за грехи, а не естественными явлениями». Не нужно объяснять, что эта теология не является исключительно ультра-ортодоксальной, но красной нитью проходит через всю каноническую традицию, включая литургию (например, в молитве Мусаф: «За грехи наши мы были изгнаны…»).

Гринберг так же приписывает бездействие ультра-ортодоксов их вере в «магию»:  «Магия утверждает, что определенные слова или действия – в данном случае, религиозная вера/поступки – “вынуждают” Бога сделать то, чего хочет совершающий эти действия…Тора считает магию мерзостью».  Все это верно, но не имеет отношения к ультра-ортодоксам.  Когда последние утверждают, что изучение Торы защищает евреев, они не имеют в виду, что это «вынуждает» Бога защищать нас от опасности.  Напротив, это предполагает, что исполнение воли Всевышнего укрепляет связь между Богом и Израилем, заслуживающую божественной защиты. Это утверждение можно найти в тысячах канонических еврейских текстах, в нем нет решительно ничего имманентно магического. Гринберг обвиняет ультра-ортодоксальную общину в занятии тем, что он называет «магией» – поскольку  они верят и действуют в соответствии с высказываниями мудрецов о защитной природе заповедей.

Как известно, во время беды или опасности многие евреи читают псалмы. Зачем мы это делаем: чтобы успокоить нервы, или же мы действительно верим, что это, так или иначе, может помочь? Если второе, является ли это «магией»? То, что  более «прогрессивные» общины быстро отказались от коллективного изучения Торы, закрыли синагоги и уединились каждый в своем доме, было, разумеется, умно и правильно. Однако то, что при этом, насколько я знаю, никто особо не задумывался об эффективности изучения Торы и соблюдения заповеди, так же красноречиво свидетельствует, каким образом эти общины прокладывают свой курс между традицией и современностью.  Очевидно, что, когда наука бросает вызов религиозной практике, мы верим науке. Вот, собственно, и все. Ультра-ортодоксы, напротив, действительно верили в защитную силу заповедей и не спешили подчиниться обстоятельствам – с трагическими последствиями.

Однако допустим, мы доказали, что реакция ультра-ортодоксов была слишком легкомысленной.  Что все это говорит о нашем отношении к традиции?

Если бы дело было только в том, что некоторые современные еврейские общины верят науке больше, чем религии, в этом не было бы ничего нового и интересного. Однако это далеко не все. Комплексу отношений между современность и иудаизмом (или религией в целом) присущ еще один важный уровень. Дело в том, что модерные религиозные общины нередко селективно выбирают, во что верить и во что нет, к чему относиться серьезно и чем пренебрегать.  Причем то, как они это делают, нередко гораздо ближе к «магии», чем вера, что Тора защищает нас от вреда.

K примеру, когда в начале 2000-х известный израильский каббалист Бен-Тов, утверждающий, что может узнать «корень души» по мезузе, приехал в Нью-Йорк, сотни либеральных ортодоксов выстроились в очередь с мезузами в руках. Когда же у знакомой пары либеральных ортодоксов случился пожар, первое, что они сделали, это отдали на проверку свои мезузы. Им хотелось понять, не могла ли некошерная мезуза стать причиной несчастья.

Мезуза – отличный пример, поскольку еще величайший законодатель Рамбам наглядно показал, с какой легкостью мезуза может восприниматься как амулет, т.е. как некий артефакт, защищающий дом. Как известно, одно из обоснований заповеди о мезузе – библейский рассказ о крови на косяках еврейских домов в Египте, защитившей их во время казни первенцев. Однако для Рамбама единственное предназначение мезузы – служить напоминанием о божественном присутствие, все остальное граничит с «магией». Тем не менее,  значительная часть более поздних источников, прежде всего каббалистических, утверждает, что мезуза в самом деле обладает защитными («магическими») свойствами, и что ее нужно проверить, если пришла беда. Очевидно, что в это верят далеко не одни ультра-ортодоксы.

Кроме того, развер мало либеральных ортодоксов просят благословение у каббалистов, или хранят доллар, полученный от Любавического ребе? В Израиле у меня есть много друзей, религиозных и светских, хранящих бутылку с водой, благословленной прославленным израильским каббалистом Ицхаком Кадури (1898-2006), которая стоит у них в холодильнике со специальной наклейкой «не пить».  А сколько из них ездят в Амуку (Галилея), на могилу мудреца I века Йонатана бен Узиэля, чтобы помолиться о будущем супруге? Или вставляет записки в щели Стены Плача? Разумеется, ничего плохого во всем этом нет, но это, безусловно, поступки из серии «если и не поможет, то точно не повредит», или своего рода народный иудаизм. Возможно,  эти евреи во все это не верят, однако, цитируя Жижека, они могут полагать, что это помогает и тем, кто не верит.

Могила Йонатана бен Узиэля

Но что, если они действительно верят?

В общем, я хочу сказать, что если ультра-ортодоксы служат примером того, что исследователь Брюс Линкольн называл религиозным максимализмом, другие ортодоксальные общины являются примером религиозного минимализма. Однако это непоследовательный минимализм: он включает верования из серии «по крайней мере, не повредит», которые можно назвать «подковой Жижека». Заболев, мы идем к врачу – а иногда, заодно, просим благословение у каббалиста. Первое считается необходимым, второе – «так, на всякий случай, хуже не будет».

Однако для ультра-ортодокса необходимым является и то, и другое, возможно, в равной степени. Многие религиозные либералы хорошо знают талмудические высказывания, свидетельствующие в пользу этого подхода. Однако стоит вмешаться секулярному миру – в данном случае, науке – как эти верования с легкостью отбрасываются. Почему? ОК, частично потому, что мы знаем, что соответствующие высказывания нельзя понимать буквально.  Однако как мы решаем, что следует и что не следует понимать буквально?

Сейчас самое подходящее время, чтобы проанализировать наш религиозный минимализм. Многие из нас декларируют верность традиции, которая учит вещам, в которые мы попросту не верим, однако мы не слишком готовы это признать. Когда Уильям Джеймс спросил школьника из Кембриджа, штат Массачусетс, знает ли он, что такое религия, мальчик ответил: «Разумеется! Верить в то, о чем вы знаете, что это неправда». Когда наука пересекает нашу религиозную орбиту, мы рефлексивно выбираем науку, не слишком задумываясь, что означает наш выбор. В отношении коронавируса это, безусловно, правильный выбор, однако не свидетельствует ли это и о наших убеждениях? Может быть, школьник из Кембриджа был прав?

Я полагаю, что тезис Петера Бергера, приведенный в его монографии «Священная завеса: элементы социологической теории», поможет лучше понять, о чем идет речь. Бергер, в частности, пишет:

Секуляризация привела к тому, что традиционное религиозное описание реальности повсеместно утратило свою достоверность…Иными словами, феномен, именуемый плюрализмом, является общественным структуральным аналогом секуляризации сознания…Различные страты современного общества были затронуты секуляризацией в разной степени в смысле своей близости или, наоборот, отдаленности от этих процессов.

Для многих из нас религиозная жизнь протекает под сенью секулярной; секулярный взгляд на мир в определенной степени подрывает достоверность религии в качестве системы восприятия окружающей действительности. Как говорил Кристер Стендаль, профессор Гарварда и епископ Стокгольма, «религия – очень опасная штука». Особенно – если ты в это действительно веришь. Поэтому когда на кону оказываются серьезные вещи, мы выбираем науку и третируем тех, кто отказывается или не торопится поступить так же.

Двусмысленность, сомнение и скептицизм являются сердцевиной современного религиозного опыта в целом и модерного еврейского опыта в частности. Это касается не только веры (например: действительно я верю в принципы, которые моя религия считает истинными?), но и характера интерпретации канонических текстов.  В своей книге «Множественность и двусмысленность» философ и католический священник Дэвид Траки писал об этом: «Как издревле понимали великие толкователи, классику нелегко приручить. Мы рискуем, что сможем идентифицироваться с ней лишь ценой утраты нашей нынешней идентичности».  Возможно, это возвращает нас к спорам раннего просвещения о «фактах против добродетели»: в самом деле, что мы знаем о религии в контексте истины?

Немногое современные традиционалисты понимали всю глубину двойственности и скептицизма в иудаизме лучше, чем рабби Соловейчик, основоположник современной ортодоксии. Вместе с тем, хотя иудаизм сохранил свое влияние, внутренний «мотор» двойственности, сомнений к скептицизма, бывший прежде его сердцевиной, похоже,  исчез. Фред Соммерс, друг и одно время ученик р. Соловейчика,  рассказывал, что как-то в середине 40-х признался раввину: «Я сомневаюсь, есть ли Бог». Положив руку молодому ученику  на плечо, р. Соловейчик ответил: «Фред, с точки зрения разума это 50/50. Но мы должны верить!». Соммер порвал с ортодоксией в 50-е годы, и стал известным философом.

Рабби Йосеф-Дов Соловейчик

Соловейчик не позволял себе впасть в иррационализм, ставший в его время практически нормой даже в его общине. Рассказывают, что один из студентов как-то попросил его: «Рабби, я хочу, чтобы вы меня благословили!» – на что рабби ответил: «Зачем, разве вы яблоко?». Однако ультра-ортодоксы, или, по меньшей мере, часть из них, следуют совсем другим духовным курсом. Они ловят мудрецов на слове. Они дают и получают благословение, поскольку верят, что это работает. Они учат Тору, так как считают, что это работает. Когда израильские ультра-ортодоксы утверждают, что Тора защищает и поэтому они не должны служить в армии, мы смотрим на них с недоверием. Мы циники; мы не верим, что что они действительно в это верят. Но можем ли мы как-либо доказать, что они неправы?

Многие из нас считают ультра-ортодоксов странными, наивными и неинформированными; в прежние времена мы назвали бы их «дикарями». Однако чего именно они «не знают»? Что изучение Торы не защищает? Что за заповеди полагается награда? Если ультра-ортодоксы в это верят, они виновны в том, что занимаются «магией»? Не думаю. Их можно обвинить в религиозном максимализме и неспособности разобраться в этих вопросах, но это совсем другое дело.

Многие современные евреи живут так, словно им удалось разобраться с парадоксом «религия и современность»,  как будто нам удалось отыскать всеобщий синтез, волшебную формулу, позволяющую быть одновременно религиозными и модерными. Но это иллюзия.  Этот парадокс никогда не будет преодолен, и не может быть преодолен. Поэтому мы постоянно вынуждены выбирать, и, когда оказываемся перед выбором, выбираем науку. Почему? Потому, что верим ей больше, чем традиции. Этим мы отличаемся от ультра-ортодоксов. Они тоже, в какой-то мере, верят науке, в случае необходимости идут к врачам, и т.д. Однако традиции они верят больше. Поэтому когда наука предписывает поведение, противоречащее традиции, они не спешат подчиняться.

Мы, конечно, можем вернуться к модели Маймонида, предложившего нам рациональный иудаизм. И это прекрасно. Однако рационализм Маймонида не похож на наш. Мы живем под сенью современной секуляризации. Кроме того, многие из нас делают множество вещей, которые Маймонид счел бы мерзостью: проверяем мезузы, если что-то идет не так, или стоим в очереди к каббалисту, чтобы он поведал нам тайны нашей души и научил, как вылечить бабушку. Современный традиционализм не является чисто маймонидовским, но представляет собой сложное сочетание учения мудрецов, Маймонида, каббалы, народных обычаев и секуляризма.

Ультра-ортодоксы верят не так, как мы. В  случае с коронавирусом многих из них это убило. Вместе с тем стало очевидно, кто ближе к традиции, мы или они. Мы веруем меньше, чем они, и это помогло нам выжить. Однако о нашем маловерии следует задуматься в той же степени, в какой можно и нужно критиковать их религиозный максимализм.

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.