next perv

Грозные дни в Вильно в 1938



В 1938 году выросшая в светской семье еврейских эмигрантов из России молодая американская исследовательница еврейской (идишской) литературы Люси Давидович приехала в Вильно учиться в аспирантуре YIVO (Исследовательский институт идиша). Поскольку в начале войны ей удалось покинуть Европу, она стала одним из немногих уцелевших свидетелей последнего мирного года «литовского Иерусалима».

Предлагаем читателям отрывок из воспоминаний Давидович, опубликованных в 1989 году.

 

Через месяц после моего приезда в Вильно наступили Грозные дни, начавшиеся двухдневным празднованием Рош га-Шана, еврейского Нового года, и закончившиеся Йом Кипуром (Судным днем),  самым главным праздником еврейского календаря. В эти дни институт был закрыт. Я еще осваивалась, не успев приспособиться к местной рутине работы и выходных, поэтому у меня совершенно не было времени подумать, как я проведу праздники. Дома, в Нью-Йорке, еврейский Новый год был временем, когда ходят на работу и в школу, а дома устраивают праздничную трапезу. Однако в Вильно мне хотелось провести праздник так, чтобы почувствовать связь с прошлым, с традицией. Но я понятия не имела, как это сделать, и не знала никого, кто мог бы меня научить.

Еврейский Новый год наступил в воскресенье вечером, 26 сентября 1938 года. Еврейские лавочники Вильно начали запирать свои магазины, закрывая витрины горизонтальными металлическими засовами. Деловая жизнь и торговля в городе практически замерли. Воцарилась тишина. Внезапно улицы стали совершенно непривычными. Поскольку не стало людей,  Вильно казался заброшенным городом.

На следующее утро эту пустоту заполнили виленские евреи, в праздничных одеждах шествовавшие по пустым улицам в синагоги. Воцарилась атмосфера радостного возбуждения. 105 виленских синагог и молелен, в большинстве своем продававших места на Осенние праздники, были переполнены.

Я очень хотела побывать на богослужении в синагоге, но робела, поскольку не знала ритуала. Что я там буду делать? Никогда в жизни я не была на службе в синагоге, хотя иногда заходила в реформистский храм Эману-Эль, который, из-за огромного внутреннего пространства и органа мои друзья называли еврейским собором. Наконец, я решила присоединиться к толпе, заполнившей синагогальный двор. Я наблюдала за людьми, рассматривала их платье и  прислушивалась к разговорам – как они поздравляют друг друга и обмениваются пожеланиями на новый еврейский год.

Единственным моим виленским знакомым, как-то связанным с синагогой, был Эли Тейтельбаум, руководитель хора в синагоге Тагарат Кодеш (Хоральной синагоге), однако договариваться с ним было слишком поздно. Наконец, справившись с волнением, я попыталась пробраться на женскую галерею Большой синагоги, но меня не пустили, поскольку у меня не было билета. Тогда я решила попытать счастье в Хоральной синагоге. Там, решила я, мне будет более комфортно, это напомнит мне храм Эману-Эль.

Большая синагога

В Хоральной синагоге молились преуспевающие виленские евреи: адвокаты, врачи, бизнесмены… Здесь, как я выяснила, тоже был отдельный вход на женскую галерею – т.е. совсем не похоже на Эману-Эль.  Все еще не имея билета, я попробовала войти. Это было здание с элегантным и величественным убранством и архитектурой и высоким куполом и впечатляющим ковчегом в мавританском стиле; откуда-то сверху звучал хор.

По виленским стандартам женщины были одеты достаточно модно.  Было видно, как они оценивают взглядом каждую вошедшую. Мне вручили молитвенник. Я могла опознать довольно много еврейских слов, но смысл текста от меня ускользал, поскольку у меня не было ни малейшего интереса, о чем эта служба. На мессе в виленском соборе мне было бы гораздо привычнее. Моя латынь была гораздо лучше моего иврита, а многолетнее слушанье баховской мессы си минор познакомило меня с литургией. (Двадцать лет спустя, когда я начала ходить в синагогу, я открыла, что Sanctus в мессе – видоизмененная Кдуша (освящение Имени Всевышнего), интегральная часть еврейского богослужения).

Отчаявшись разобраться в молитвеннике, я просто стала слушать звучный тенор кантора. Хор мальчиков, которым дирижировал мой приятель Эли, звучал приятно, его каденции казались гораздо более еврейскими, чем музыка в храме Эману-Эль. Поскольку Хоральная синагога была традиционной, в ней не было органа. Некоторое время я наслаждалась пением, но, поскольку я не понимала службы, мне стало скучно. Никакое синагогальное богослужение, подумала я, не будет таким впечатляющим, как месса Баха. Увидев, что некоторые женщины уходят, я тоже ушла.

Больше я никогда не была в Вильно на еврейском богослужении, хотя часто говорила с Калмановичем о своей тоске по религиозному опыту, который, как мне хотелось, должен был найти выражение в музыке. Это направление непреднамеренно указал мне мой отец, с которым мы часто слушали записи  величайших канторов, исполнявших отрывки субботнего и праздничного богослужения.  Однако Калманович отвергал мои представления как слишком романтические. Он постоянно предупреждал меня, что того, что я ищу, больше нет.

Парадоксальным образом Грозные дни так же дали мне возможность стать свидетелем агрессивности виленских вольнодумцев. Когда Даниэль Лернер, самый пламенный бундист в аспирантуре, узнал, что на Рош га-Шана я была в синагоге, он настоял, чтобы во время чтения  Коль Нидрей, первой и самой торжественной из молитв Судного дня, я пошла с ним на встречу местного отделения молодежной организации Бунда Цукунф («Будущее»).  Встреча так же была частью традиции – традиции еврейских левых, которая, как я с удивлением узнала, еще сохранилась. В 1880-х – 1890-х годах еврейские анархисты и социалисты устраивали в этот день поста и молитвы «Йом-кипурные балы» и другие провокационные мероприятия, высмеивающие еврейскую религиозность. Мне казалось, что про это давно забыли. В Нью-Йорке уже никто не устраивал демонстраций против религиозных практик, поскольку к тридцатым годам соблюдение заповедей находилось едва ли на самом низком уровне в еврейской истории.

Когда в назначенный час мы вошли в зал, он был переполнен. Здоровая толпа – порядка 200 юношей и девушек, все в красных галстуках – весело тусовались и общались. Приглашенный лектор, варшавский бундист Йосеф Брумберг, депутат варшавского городского совета и заместитель директора санатория им. Медема, произнес старомодную пламенную речь против религии. Молодежь восторженно аплодировала. Митинг завершился исполнением гимна Бунда.

Плакат молодежной организации Бунда Цукунф

Столь агрессивное проявление «анти-клерикализма» казалось мне анахронизмом. По-видимому, присутствующие просто не осознали, что давно победили в этой войне. Я ушла с собрания столь же разочарованной и неудовлетворенной, как и из синагоги в Рош га-Шана.

Днем мы с друзьями совершили прогулку по берегам Вилии и Виленке и в парке вокруг Замковой горы. День выдался солнечный и теплый. Мы были не одни. Вокруг гуляли толпы – по крайней мере, так мне казалось – молодых евреев, пребывавших в веселом праздничном настроении. Судя по всему, это стало здесь своего рода «контртрадицией»  вольнодумцев – проводить Грозные дни, гуляя по берегам виленских рек, вдали от еврейского квартала. Если погода позволяла, светские евреи, не переступавшие порог синагоги, собирались здесь, чтобы насладиться выходными.

 

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.