Еврейские профессии. Шамес (служка)
Служка убирал синагогу, гасил свечи, расставлял по местам книги и молитвенники. Кроме того, он следил за исполнением распоряжений старост, топил зимой печи, ходил по домам, собирая пожертвований для бедных. Если служка был достаточно образованным, ему могли поручить руководить молящимися во время некоторых церемоний. Если в синагоге не было чтеца, служка читал Тору, а так же проверял свитки накануне субботы; если в Рош га-Шана некому было трубить в шофар, шамесу могли поручить и это.
Мне никогда не забыть исторического аукциона в одной из синагог Бронкса, который проводился лет сорок тому назад в Йом Кипур. На этом аукционе мой отец победил нескольких конкурентов, купив себе право читать Книгу Ионы (хотя и он, и его конкуренты были всего лишь бедными иммигрантами). Один за другим соперники выбывали, по мере того как цена поднималась до ста, ста двадцати пяти и затем до невообразимой для нас суммы в двести долларов, которую отец неожиданно предложил. Я словно до сих пор слышу, как шамес ударяет ладонью по столу и дрожащим счастливым голосом провозглашает: — Zwei hunderd dollar um maftir lona! (Двести долларов за мафтир Иона!)».
Герман Вук, Это Бог мой
На шамеса нередко возлагали и другие обязанности. Например, обходить местечко для сбора пожертвований для бедных и нуждающихся:
Старожилы, заставшие еще традиционные формы жизни в местечках, помнят, как впереди погребальной процессии шел шамес (служка в синагоге) или представитель хевре-кадише (погребального братства) и пронзительно кричал: «Цдоке тациль ме-мовес (Милостыня спасает от смерти)» (Притчи, 10:2). В его руке была пушке (копилка для сбора пожертвований), напоминавшая по форме металлическую кружку с крышкой. Он ритмично встряхивал кружкой, и крышка стучала. Именно этот дребезжащий звук в первую очередь ассоциируется с похоронной процессией в памяти тех, кто видел похороны в местечке.
Шамесом так же называли секретаря и/или служку раввина или хасидского цадика. В этом случае он заботился о личных нуждах патрона, регулировал его отношения с посетителями, и т.д.
У равви Элеазара бен Цви есть свой старый шамес, лишь он один мог бы рассказать про святую жизнь ребе. Но шамес рассказывает неохотно и целые дни и вечера проводит под боком ребе. Шамес говорит, что ребе очень слаб, и к нему лично не допускает явившихся с любой глупостью, пока не убедится сам, что дело серьезное и что требует оно разговора с глазу на глаз. Одно не подлежит сомнению: тот, кому равви Элеазар бен Цви даст завернутую в платок свою «ксиву», – хоть бы самым тяжелым страданием испытал его бог, – возвращается домой весел и беззаботен, как птичка. Потому-то дверь к ребе Элеазару закрывается редко, а у старика шамеса, когда он выходит в пятницу за покупками, всегда достаточно денег в потертом бархатном кошельке.У равви Элеазара бен Цви пара маленьких, рядом поставленных глаз, оба – со стороны неба. Шамес говорил по секрету старому Гершелю, что ребе часто разговаривает с богом. Долго, по целым часам, бог и ребе беседуют между собою. И евреи знают: ребе может говорить с богом, когда захочет. Как будто у него с ним постоянное телефонное сообщение. Обыкновенно евреи могут звонить к богу всю жизнь и никогда не получат соединения: столько людей одновременно хотело бы к нему дозвониться. Иногда, раз в жизни, на короткое мгновение это удается еврею, и тогда надо ему поскорее изложить свою просьбу, пока кто-нибудь другой не прервет соединения.
Бруно Ясенский, Я жгу Париж
На фото: Авром-Абба, легендарный шамес Малой ленинградской синагоги.