Еврейская жизнь в Киеве 20-х гг. по мемуарам Боруха-Мордехая Лифшица
Как сообщают друзья, вчера скоропостижно скончался историк и идишист Анатолий Кержнер, автор многочисленных публикаций по истории и культуре восточноевропейского еврейства.
Предлагаем читателям одну из статей Кержнера, написанную в свое время для научно-популярного портала Еврейский мир Украины.
Среди важнейших источников по истории евреев в городе Киеве, а также в Украине 20-х гг. являются мемуары, воспоминания, записи о прошлом непосредственных участников событий. Одним из таких источников могут служить воспоминания Боруха-Мордехая Лифшица.
Лившиц Борух-Мотл Зельманович родился в 1916 в Киеве, в семье служителя культа. Проживал в Киеве, работал автогенщиком в гараже «Ремжилснаба». В середине 20-х годов в Киеве продолжали работать тайные миквы и хедеры, собирались подпольные миньяны, при синагоге была открыта нелегальная иешива «Томхей тмимим». Борух-Мотл Лившиц, организовал в Киеве молодежный кружок «Тиферес Бахурим», в котором под руководством раввина Меера-Вольфа Рапопорта и шойхета и моэля Бенциона Гайсинского молодежь изучала учение хасидизма. На квартире Боруха-Мотла была создана нелегальная иешива, где преподавал раввин Бейнус-Шая Липман. В праздничные дни там устраивались совместные миньяны учеников иешивы и членов кружка «Тиферес Бахурим», на них с проповедями выступал раввин Давид Каплан.
Отказался служить в Красной Армии. Проводил сбор денежных средств для поддержки осужденных хасидов и их семей. 10 марта 1939 — арестован «как участник антисоветского клерикального подполья» и заключен в Лукьяновскую тюрьму. Из «Обвинительного заключения»: «Активно занимался антисоветской агитацией». 17 октября 1939 — приговорен к 3 годам ИТЛ. Отправлен в Севвостоклаг, откуда 13 июня 1945 — был освобожден, в сентябре проживал в Магадане как вольнонаемный, работал автогенщиком на автобазе. 27 марта 1989 — реабилитирован. В 1990-х годах эмигрировал в Америку.
В своих воспоминаниях автор описывает Подол, верхнюю часть города, быт евреев Киева 20-х годов. В нижней части города было 20 синагог, в которых миньяны молились утром и вечером и проводились уроки Торы. Только на Ярославской улице, где я жил автор, было 8 синагог, и в одном дворе было 5 микв.
Приезжали в Киев также большие канторы со всего света, чтобы там молиться. Были также две синагоги не строго ортодоксальные: одна называлась “Водяная” (там молились работающие на реке), а другая – “Шнайдерише шул” (портных). В этих двух синагогах арон-кодеш и бима были вместе. Когда в Киев приезжали канторы молиться на субботу, эти две синагоги ставили кого-нибудь у двери в пятницу вечером, дабы никто не вошел слушать хазана без предварительной оплаты. “Хазану нужны деньги” – утверждали руководители этих синагог.
В Рош ха-Шана обычно во всех киевских синагогах заканчивали молиться Минху в одинаковое время. Так что все евреи Киева шли на «ташлих» в одно время, и киевские улицы были чернами от евреев в длинных сюртуках, и было неприлично, чтобы еврей ходил в коротком пиджаке. В канун Йом Кипура евреи выставляли длинные столы с «лейкех». А что в Киеве творилось с “капорес” невозможно описать.
Осенью 1926 г. в Киеве призошло следующее. В праздник Симхат-Тора в “Тальнер шул” – Тальненской синагоге молился кантор с хором. Синагога была заполнена зажиточными евреями, те, которые носили золотые часы, а их жены были украшены золотыми кольцами и серьгами. Внезапно в синагогу ворвались коммунисты и выключили электричество. В синагоге стало темно и возник большой шум и паника. Евреи устремились к дверям. Так как в синагоге на втором этаже была всего лишь одна дверь, люди начали выпригивать из окон. Некоторые из-за этого погибли. В то же время трое напали на убегающих женщин и сорвали с них золотые кольца.
Вспоминая Бродскую и Купеческую синагоги в центре Киева, автор замечает, что Купеческая синагога была осень красива. Снизу был небольшой “штибл” (комнатка), а вверху молились, богачи, хасиды, ученые в Торе. Там молился кантор с хором – хазан Кромский, он принимал в свой хор также и девушек. Поэтому все “эрлехе идн” (более религиозные, чем остальные) перешли в нижнюю комнату (“штибл”) – молиться и учиться там.
Много евреев, беженцев из местечек, кто имел немного денег, осели в Соломенском районе, где работали в артелях.
Так как автор сам принадлежал к движеню Хабад, то большую часть своего рассказа он уделяет описанию именно любавичских иешив и синагог.
В начале 1929 г. после того, как была закрыта любавичская иешива “Томхей тмимим” в Невеле, один из классов был переведен в Киев в большую синагогу на Соломенке. Евсекция задумала разрушить эту иешиву на Соломенке. Так как иешива находилась недалеко возле вокзала, Евсекция пришла с уговором, что дескать надо прокладывать железнодорожную ветку, которая пройдет как раз на том месте где стоит синагога. Они закрыли иешиву и разрушили синагогу. Иешива “Томхей тмимим” перехала в другую синагогу в Демеевский район Киева. До 1934 г. иешива еще как-то, с бедами, но держалась. В начале 1934 г. власти начали арестовывать студентов, за их большой грех – изучение Торы. Сам автор также был арестован и испытал на себе все гонения, которым подвергались духовные лица.
Это лишь небольшая часть из воспоминаний Боруха-Мордехая Лифшица,чья рукопись, вскоре будет переведена и издана отдельным изданием.