Евреи, анты и берберы: первое еврейское упоминание о славянах

В Мидраше Тегилим, 25:14, мы читаем следующее толкование:

«Посмотри на врагов моих – как многочисленны они и (какой) неоправданной ненавистью ненавидят они меня» (Тегилим, 25:19). Эсав ненавидит Яакова за то, что тот украл его первородство. Однако барбарим, анатиим и другие народы – что я им сделал? Поэтому сказано: «Неоправданной ненавистью ненавидят они меня». А потому сказал он: «Посмотри на врагов моих – как многочисленны они».

«Мидраш Теилим». Испания. 1280 год. Еврейская национальная библиотека, Иерусалим

Иными словами, у евреев, по мнению анонимного автора мидраша, есть два типа врагов. Одни, как Эсав, ненавидят их в силу давних исторических обид, другие же преследуют евреев безо всякой причины, поскольку между ними и сынами Израиля никогда не было никаких счетов.

Кого же имел в виду мидраш? Проще всего дело обстоит с Эсавом/Эдомом. Начиная со II века н.э., имя старшего брата праотца Яакова стало в еврейской традиции кодовым словом для обозначения сначала Римской империи, а затем и всего христианского мира. (Вспомним хотя бы знаменитую сиониду Иегуды Галеви, жившего в христианской Испании: «Я на Западе крайнем живу, – а сердце мое на Востоке/Я у мавров в плену, а Сион – его гнет гнет Эдома жестокий».)  Поэтому, говоря об Эдоме и обвиняя его во всех греха, раввины чаще всего имели в виду римлян (после распада империи – византийцев) или христиан.

Гораздо сложнее обстоит дело с загадочными барбарим и анатиим, тем более, что в некоторых рукописях имена этих племен звучат иначе, например, табараим и гонтим (готы?). Соответственно, в научной литературе есть несколько гипотез, о каких народах и о каких временах говорится в мидраше. В частности, известный исследователь Даниэль Шпербер, раввин и профессор Бар-Иланского университета, предположил, что анонимный раввин говорил об антах и берберах – и, соответственно, имел в виду бедствия, обрушившиеся на евреев Византийской империи в VI веке, в годы правления императора Юстиниана[1].

Что же представляли собой эти народы?

Начнем с антов – союза славянских племен, живших на территории современной Украины «от Данастра до Данапра, там, где Понтийское море образует излучину»[2] – т.е. в междуречье Днепра и Днестра, примыкающем к Черному морю. Византийский историк Прокопий Кесарийский (которому мы обязаны большей частью сведений о правлении Юстиниана) писал о них:

«Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии), и поэтому у них счастье и несчастье в жизни [250] считается делом общим. И во всем остальном у обоих этих варварских племен вся жизнь и законы одинаковы. Они считают, что один только бог, творец молнии, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву го, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценой этой жертвы. Они почитают реки, и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания. Живут они в жалких хижинах, на большом расстоянии друг от друга, и все они часто меняют места жительства. Вступая в битву, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек (хитонов), ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут в сражение с врагами»[3].

Впрочем, интерес Прокопия к обычаям и верованиям антов был далеко не только научным. Дело в том, что, начиная с 531 года, эти славянские племена предприняли несколько опустошительных набегов на европейские провинции империи:

«На Иллирию же и всю Фракию, если брать от Ионийского залива до пригородов Визaнтия, включая Элладу и область Херсонеса, почти каждый год с тех пор, как Юстиниан стал владеть Римской державой, совершали набеги и творили ужаснейшие дела по отношению к тамошнему населению гунны, склавины и анты.При каждом набеге, а думаю, здесь было умерщвле но и порабощено более двадцати мириад римлян, отчего вся эта земля стала подлинно Скифской пустыней… Поэтому ни одного места, ни одной горы, ни одной пещеры, ни чего-либо другого на римской земле не оставалось неразграбленным, причем многим местам случалось подвергнуться разграблению не менее пяти раз»[4].

О судьбе еврейских общин упомянутых провинций Прокопий не пишет, однако вряд ли есть основания полагать, что анты обошлись с ними как-то иначе, чем с христианами. Поэтому славянское вторжение стало для евреев Фракии и Греции таким же страшным бедствием, как и для их соседей.

Впрочем, для подтверждения гипотезы Шпербера необходимо, чтобы византийские земли страдали не только от славянских, но и от берберских набегов. Происходили ли таковые в интересующую нас эпоху? Да, происходили. На протяжение многих лет император Юстиниан воевал с королевством вандалов  – германского племени, обосновавшегося в северной Африке. В конечном итоге эти войны закончились победой Византии. Однако за это время усилились соседи вандалов – берберские племена маврусиев (мавров, которые начали совершать опустошительные набеги на Бизацену и Нумидию):

«Воины, бывшие в этой отдаленной пограничной области в небольшом количестве, а кроме того неподготовленные к таким событиям, не могли ни противостоять налетающим отовсюду варварам, ни помешать их частым и происходившим неожиданно набегам. Мужчины позорно ими избивались, женщины с детьми обращались в рабство, богатства из всей пограничной области увозились, и вся страна была переполнена беглецами»[5].

Про евреев Прокопий вновь ничего не пишет. Однако вряд ли берберы, грабившие и убивавшие христиан, щадили при этом потомков Авраама, Ицхака и Иаков. Поэтому общины Киренаики, скорее всего, разделили судьбу разоренных славянами единоверцев Эллады и Фракии.

Более того, если мидраш говорит об эпохе Юстиниана, то упоминание об Эсаве, ненавидящем евреев, становится вполне понятным. Дело в том, что правление этого императора сопровождалось значительным уничтожением имперского еврейского (вернее, антиеврейского) законодательства империи[6]. Кроме того, император активно вмешивался во внутренние дела еврейских общин – например, мог запретить вовремя праздновать Песах:

«И подобное этот василевс постоянно и ежедневно проделывал не только с законами римлян, но он стремился упразднить и те законы, которые чтут евреи. Если когда-то случалось, что время, совершая свой круг, приносило их пасхальный праздник раньше христианского, он не позволял иудеям проводить его в надлежащее время, исполнять тогда священный долг перед Богом и совершать принятые у них обряды. И многих из них, назначенные на должности лица наказывали большим денежным штрафом, обвинив в попрании законов государства, как вкусивших в это время мяса агнца»[7].

Император Юстиниан, мозаика церкви Сан-Витале в Равенне 

Известны также случаи конфискации синагог и насильственного обращения в христианство – как, например, в новых африканских провинциях, отвоеванных у вандалов:

«Город Борий, соседний с варварскими племенами маврузиев, до нашего времени был свободен от всякого рода налогов, и на памяти людей к ним никогда не приходили ни сборщики податей, ни налогов. Очень близко от них жили издревле иудеи; здесь был у них древний храм, который они особенно почитали и перед которым благоговели: по их словам, он был построен Соломоном, царствовавшим над еврейским народом. Но и у них всех император Юстиниан сумел изменить их отеческие обычаи и веру; он добился того, что они стали христианами, а этот их храм переделал на церковь»[8].

Поэтому совсем неудивительно, что когда войска Юстиниана осадили итальянский Неаполь, именно местные евреи громче других призывали сограждан не открывать ворота и храбрее других сражались на городских стенах[9]. Оказаться под властью византийцев им решительно не хотелось.

Таким образом, гипотеза профессора Шпербера звучит вполне убедительно. И если она верна, то наш мидраш оказывается чрезвычайно ценным документом – поскольку является еврейским свидетельством о событиях, известных нам почти исключительно из нееврейских источников. Кроме того, этот мидраш – одно из первых, если не первое упоминание о славянах в еврейских текстах. Правда, повод для этого оказался не слишком лестным. Но тут уж, как говориться, неча на зеркало пенять.