Евреи молчания. Глава 6: Ночь, когда танцуют
Эли Визель
Специально или нет, но они нас обманывали. С добрыми или недобрыми намерениями, но они нас дезинформировали. Они пытались разочаровать нас в еврейской молодежи России, стремились убедить нас в ее все возрастающем отчуждении от иудаизма. На протяжении многих лет они распространяли эту ложь, приводя в ее пользу доводы, логичность которых невозможно было оспорить. В конце концов, мы говорим о третьем поколении после революции. Даже если бы они хотели быть евреями, с чего им было начинать? Даже если бы они хотели учить Тору, кто бы помог им в этом? Совершенно естественно, что они забыли о прошлом. Завтра же им вовсе будет нечего забывать. И мы слушали, печалились, но соглашались. Действительно, примерно так оно и будет. Что тут можно поделать? Это неизбежное следствие исторического материализма. Вы не можете требовать невозможного.
Однако они нас удивили. Российская еврейская молодежь осталась еврейской – в гораздо большей степени, чем кто-либо мог ожидать.
Кто их прислал? Кто убедил их прийти, чтобы провести еврейский праздник в еврейской атмосфере, согласно традиционному еврейскому обычаю? Кто рассказал им, где, когда и почему? Я не сумел узнать. Возможно, они знают, но предпочитают не говорить при посторонних. Прекрасно. Пусть хранят свой секрет. Важно, что он у них есть – и что они пришли.
Тем не менее, в этом есть что-то странное. Десятки тысяч молодых людей не могут внезапно появиться из ниоткуда, в определенное время и в определенном месте. Кто то должен был их организовать и направить; кто-то должен был завязать контакты, поддерживать соответствующий дух, сообщить им о дате и времени. Где занимался всеми этими приготовлениями? Кто раздул пламя из искры? Я не спрашивал, да они бы и не ответили. Возможно, мне действительно лучше этого не знать.
Они пришли большими группами. Из ближних и дальних районов, из цента города и с окраин, из институтов и с фабрик, из студенческих общежитий и комсомольских клубов. Они приходили компаниями и поодиночке. Однако оказавшись здесь, они стали единым телом, возносящим песню, славящую еврейский народ и его желание жить.
Сколько их было? Десять тысяч? Двадцать тысяч? Больше. Около тридцати тысяч. Давка была сильнее, чем в синагоге. Они заполнили всю улицу, выплеснулись в соседние дворы, и пели и танцевали, пели и танцевали. Казалось, они парят в воздухе, как на картинах Шагала, планируя над множеством теней и красок, оставшихся внизу, над самим временем, восходя по лестнице Яакова, достигающей неба, если не выше.
Завтра они спустятся вниз и рассеются, исчезнут в бесконечном пространстве Москвы, чтобы о них не слышали до следующего года. Однако они вернутся, и приведут с собой других. Цепь никогда не прервется; тот, кто пришел хоть раз, всегда возвращается.
Я двигался среди них, словно лунатик, потрясенный тем, что вижу и слышу, на половину не веря собственным органам чувств. Я знал, что они придут – но не в таком количестве. Я знал, что они будут праздновать – но не знал, что празднование будет таким подлинным, и столь глубоко еврейским.
Они пели и танцевали, разговаривали между собой и с посторонними. Их лица светились особым светом, их глаза пылали древним пламенем, горевшим в доме их предков – к которым они, судя по всему, наконец-то вернулись.
Подхваченный потоком, я переходил от одной группы к другой, от одного кружка к другому, разделяя их радость и впитывая звук их голосов.
Празднование Симхат-Торы в советской Москве (источник)
Был одиннадцатый час. От холода на глазах у нас выступили слезы. Однако согреться было нетрудно, достаточно было присоединиться к поющим или с кем-нибудь заговорить.
Перебирая струны своей гитары, девушка пела народную песню на идиш: «Купите папиросы, пожалейте сироту»[1].В нескольких шагах от них юноша играл на аккордеоне «Хевейну Шалом Алейхем». Чуть дальше несколько человек танцевали хору[2]. Еще дальше небольшая группа ожесточенно спорила об иудаизме и Израиле. «Я коммунист!» – кричал молодой студент. Мне хотелось переходить от одной группы к другой, и просить прощения за свое неверие. Наше разочарование в российской еврейской молодежи – дело наших собственных рук. Именно они внушили нам уверенность, и научили нас не отчаиваться.
Час за часом я гулял по улице, ставшей местом встречи для паломников со всех концов города. Казалось, улица стала длиннее и шире, став олицетворением радости и красоты. Казалось, она обрела новую душу, а вместе с ней – святость небесной мечты.
Темноволосая жизнерадостная девушка стояла в центре круга, возглавляя хор голосов, звучавших как серия вопросов и ответов:
-Кто мы?
-Евреи.
-Что мы?
-Евреи.
-Кем мы останемся?
-Евреями.
Выкрикивая свои ответы, они смеялись. Кто-то перевел для меня этот диалог, убеждая меня смеяться и хлопать в ладоши вместе с ними. Это была восхитительная шутка. Кремль находился всего в десяти минутах, и отзвуки еврейской радости доносились до могилы Сталина. «Тут слишком тесно!» – закричал какой-то юноша. «На будущий год будем праздновать на Красной площади». Слушатели взорвались апплодисментами.
-Кто мы? – спрашивала темноволосая девушка.
-Евреи!
Чуть позже и подошел к ней поговорить. Захочет ли она разговаривать с иностранцем? Да. И не страшно? Нет, не этой ночью. А в другие ночи? Давайте останемся в этой. Она училась в университете на гуманитарном факультете. По ее словам, она разговаривает на идиш с бабушкой, порой с родителями, иногда даже друзьями, когда они одни. Религиозна ли она? Совершенно нет, и никогда не была. Ее родители появились на свет уже после революции, и даже получили антирелигиозное воспитание. Что она знает о еврейской религии? Что в ее основе лежат устаревшие идеалы. Что она создана капиталистами и жуликами. А Израиль? Это агрессивное, расистское и империалистическое государство. Откуда она все это знает? Из учебников, официальных брошюр, из газет. Я спросил ее, почему она настаивает на том, чтобы остаться еврейкой. Она замялась, подбирая нужные слова, а затем улыбнулась: «Какая разница, что они о нас думают – важно то, что мы думаем». И тут же добавила: «Сейчас я объясню вам, почему я еврейка. Потому, что люблю петь».
Песни, которые они пели, были созданы преимущественно в XIX веке. Самой популярной была народная песня на идиш: «Давайте соберемся вместе, все вместе, чтобы приветствовать жениха и невесту»[3]. Однако они «улучшили» текст, и вместо «жениха и невесту» пели «еврейский народ», «народ Израиля, или «Бога Израиля и его Тору».
Одна группа студентов устроила человеческую пирамиду. Молодой человек, оказавшийся наверху, дерзко кричал: «Им ничего не поможет! Мы победим!» Слушатели ревели ему в ответ: «Ура! Ура!». Больше всего аплодисментов звучало из соседней группы, праздновавшей в типично русской манере – подбрасывая в воздух одного из своих товарищей. Пять раз, шесть, семь. Выше, еще выше. Какая-то девушка просила их перестать, но они не обращали внимания. Восемь раз, девять, десять. Ничего не случится. Ничего не случилось. Героя ждал ковер протянутых рук, готовых поймать его и снова подбросить. «Ура! Ура!».
Именно так русские солдаты праздновали победу над Германией; именно так евреи празднуют ныне свою победу над отчаянием.
«Почему в Америке или Израиле кого-то волнует, записано ли у меня в паспорте «еврей»? Мне это совершенно не важно, это совершенно не важно для молодежи, собравшейся здесь». Перестаньте же протестовать из-за вещей, которые нас совершенно не волнуют. Мы давно перестали стыдиться своего еврейства. Мы все равно не можем этого скрыть. Кроме того, принимая это, мы превращаем подчинение закону в акт личного выбора».
Мужчина, с которым я беседовал, служил в Красной армии, имел чин капитана, и был награжден за взятие Берлина. Как и его отец, он был убежденным коммунистом. И так же, как все остальные, он страдал из-за своего еврейства. Будь он русским, он давно бы стал университетским профессором, он же до сих пор оставался рядовым преподавателем иностранных языков. В один прекрасный день он решил, что до тех пор, пока они заставляют его ощущать себя евреем, он будет поступать соответствующе. «Два года назад я пришел в синагогу в ночь праздника Симхат-Тора. Я хотел увидеть евреев, и хотел быть с ними. Я ничего не сказал ни своей жене, она нееврейка, ни своему шестнадцатилетнему сыну. Зачем нагружать их своими проблемами? Для этого еще будет достаточно времени. В прошлом году я пришел сюда вторично. Молодежь пела и плясала, совсем как сегодня. Внезапно я оказался в центре молодежной компании, и мое сердце замерло – я столкнулся лицом к лицу со своим сыном! Он сказал мне, что ходит уже три года, но не осмеливался сказать мне об этом.
«Хотите его увидеть?» – спросил он?
«Очень хочу!»
«Он где-то здесь»,– сказал мужчина, указывая на толпу, и добавил: «Смотрите внимательно, каждый из них – мой сын».
Я разговаривал с множеством разных людей. Одни непрерывно спрашивали о евреях за границей; другие пытались спорить со мной о правомерности дипломатических отношений между Израилем и Германией; кое-кто откровенно признавал, что страдает из-за своего еврейства. Однако никто не критиковал государство или российские власти. И все в один голос утверждали: «У них ничего не выйдет. Еврейская молодежь России вас не разочарует».
Каждый, кто был там в ту ночь, сможет подтвердить истинность этого утверждения. Молодые евреи России хотят вернуться к иудаизму, даже не зная, что это такое. Не зная почему, они считают себя евреями. И они верят в вечность еврейского народа, не имея ни малейшего представления о смысле его миссии. В этом их трагедия.
Илья Эренбург пишет в своих мемуарах, что будет называть себя евреем до тех пор, пока на земле есть хоть один антисемит[4]. Несомненно, такой ход мыслей является важным фактором, заставляющим молодых людей собраться в синагоге в Симхат-Тора. Именно потому, что быть евреем в России трудно, еврейское самосознание будет лишь укрепляться. «Мы евреи вопреки», – сказал мне один студент. В этом есть доля правды. За отсутствием лучших учителей именно антисемиты делают их евреями.
Я сказал одному из них: «Вы не знаете иврита, вы никогда не изучали еврейской истории, вы не исполняете заповедей и не верите в Бога Израиля – каким образом вы еврей?». И он ответил мне: «Судя по всему, вы живете в стране, где евреи наслаждаются роскошью задавать вопросы. Здесь все иначе. Здесь еврею достаточно называть себя евреем. Достаточно исполнять одну-единственную заповедь, или праздновать один еврейский праздник в год. Для нас быть евреем – вопрос не разговоров, а банальной стойкости, не дефиниций, а существования. Если однажды мой сын спросит меня, что значит быть евреем, я отвечу, что еврей это тот, кто знает, когда задавать вопросы, когда давать ответы, а когда не делать ни того, ни другого».
«Ура!» – гремел голос, – «Давид, царь Израиля, жив и существует. Ура!»
Этот вечер подарил мне новую надежду и окрылил меня. Не нужно отчаиваться. Евреи Киева, Ленинграда и Тбилиси, которые жаловались мне, что будущее русских евреев под вопросом, ошибались. Они слишком пессимистичны, и, видимо, не знают собственных детей, или скрытые силы, заставляющие их, по крайней мере раз в году, подтверждать свою принадлежность к еврейству. Все обвиняли это поколение в том, что они не верят в Бога и стыдятся своего еврейства. Им, говорят, якобы неприятно любое упоминание Израиля. Но все это неправда. В своей любви к Израилю они превосходят еврейскую молодежь где бы то ни было в этом мире.
Если в эту ночь танцев радость окончательно победит страх, то лишь благодаря ним. Если песня победит молчание, это будет их победой. Лишь благодаря им воплотится в жизнь мечта о свободе и общности. Я все еще надеюсь увидеть десятки тысяч евреев, поющих и танцующих на Таймс-сквер или площади Этуаль так же, как они танцуют здесь, в самом сердце Москвы, в ночь праздника Симхат-Тора. Они танцевали до полуночи, не зная отдыха, чтобы весь город узнал, что они евреи.
__________
(Продолжение следует)
Перевод и примечания: Евгений Левин