Единственный еврейский богемец
Имя Нафтали-Герца Имбера, появившегося на свет 27 декабря1856 и скончавшегося 8 октября 1909 года , известно в еврейском мире практически каждому – ведь именно он написал «Атикву», ставшую гимном сначала сионистского движения, а затем и еврейского государства. Однако помимо этого, о жизни поэта широкой публике известно достаточно мало. А между тем, уроженец маленького австрийского местечка Злочев (Złoczów) оставил яркий след в еврейской истории сначала Палестины, а затем и Америки.
Родившийся в хасидской семьи, Нафтали-Герц до семи лет оставался глухонемым и парализованным. Однако затем произошло чудесное исцеление, а вскоре юноша прославился как илуй (юное дарование), поскольку демонстрировал блестящие и глубокие познания в Талмуде и каббале. Параллельно Имбер стал писать стихи. Одна из его поэм, написанная в честь присоединения Буковины к Австрии, даже удостоилась похвалы самого императора Франца-Иосифа (которого буковинские евреи любовно называли Фроим-Йосл), лично наградившего молодого автора.
Император Франц-Иосиф в Тернополе, с раввином и католическим священником
В провинциально Злочеве талантливому юноше, естественно, показалось тесно, и он начал странствовать по владениям Габсбургов, а в 1882 году стал секретарем лорда Лоренса Олифанта, христианского мистика, предложившего британскому премьеру Дизраэли план возвращения евреев в Палестину. <1>Вместе с Олифантом Имбер отправился в святую землю, поселился в колонии немецких темплеров под Хайфой – а параллельно, как говорили, закрутил роман с женой своего партнера.
Олифант остался Палестине до конца своих дней, окруженный немногочисленными последователями из числа немецких мистиков и евреев. Имбер же в святой земле не задержался: в 1887 году поэт ненадолго вернулся в Европу, оттуда уехал в Индию, а с 1892 года поселился в Соединенных Штатах. Там он женился на некой Кейт Давидзон, и стал… профессиональным мистиком и предсказателем!
Появляясь на публике в белых ниспадающих одеяниях, Имбер предсказывал близкое и далекое будущее – и нередко попадал в яблочко. Так, в 1896 году он опубликовал в газете предостережение, в котором призывал американцев держаться подальше от Парижа, поскольку там вот-вот должна произойти страшная катастрофа. Читатели посмеивались – пока через полгода не пришло сообщение о страшной трагедии, произошедшей на традиционном Благотворительном базаре. Всему виной оказался… кинематограф, новинка, которой организаторы решили порадовать посетителей.
Месье Беллак уже взялся за рукоятку проектора, когда лампа начала гаснуть. Он окликнул месье Баграшова, сидевшего среди зрителей, и пожаловался, что ему не хватает света. Тот заглянул в отделенную занавесом «аппаратную».
— Света, говорю, не хватает, — развел руками месье Беллак.
— Так, где коробок? — пробормотал месье Багрошов.
«Я не сразу понял, что он имел в виду спички», — сокрушался потом киномеханик.
Слишком поздно! Месье Баграшов чиркнул спичкой — пары эфира воспламенились, и целлулоидная кинопленка мгновенно вспыхнула.
На средневековой парижской улице пока никто еще не подозревал об опасности. В тесных проходах между прилавками было не протолкнуться.
Месье Беллак, размахивая обожженными руками, выскочил в зал:
— Я не могу потушить пожар! Людей нужно срочно выводить!
Удалось вывести из помещения три десятка зрителей. «Аппаратная» была охвачена огнем, от просмоленной ткани валил черный дым. Вдруг из-под занавеса вырвался язык пламени, взлетел до потолка — полыхнул весь павильон, и огненная лавина покатилась дальше по базару, пожирая деревянные конструкции, обивочный материал, ленты, кружева…
Толпу охватила паника. Первые добежавшие к закрытым воротам люди, обезумев от страха, начали дергать створки, вместо того чтобы толкать их от себя, не удержались на ногах и повалились на землю, перегородив выход. Благотворительный базар превратился в огненную ловушку.
Внутри рабочие, конюхи, повара из «Отель дю Палэ» самоотверженно бросались в огонь — им удалось спасти несколько женщин и детей.
В половине пятого все было кончено. Погибли сто двадцать пять человек, более сотни получили травмы и ожоги. Среди погибших лишь пятеро принадлежали к мужскому полу: трое стариков, в том числе один генерал, а также врач — доктор Фулар, и двенадцатилетний мальчик из прислуги. Между тем, на Благотворительном базаре в тот день присутствовали сто с лишним молодых и зрелых мужчин, и почти у всех были дворянские частицы при фамилиях.
Клод Изнер, Маленький человек из Опера де Пари
Пожар в парижской опере
Исполнения другого предсказания пришлось ждать дольше: будучи в 1897 году в Лос-Анжелесе, Имбер заявил, что через 50 лет, после кровопролитной борьбы, в Палестине возникнет еврейское государство. (Впрочем, похожее предсказание сделал и основоположник сионизма Теодор Герцль, в 1897 году записавший в своем дневнике: «В Базеле я заложил фундамент еврейского государства; если бы я заявил об этом сегодня во всеуслышание, ответом был бы мне общий громкий смех, но через пятьдесят лет это признают все»). Имбер так же предсказывал, что в будущем дома станут обогревать с помощью солнечной энергии, а калифорнийские вина станут на равных конкурировать с европейскими. Последняя тема, возможно, была особенно близка Имберу – как и многие другие поэты, он Нафтали-Герц был запойным пьяницей.
Разумеется, время от времени Имбер попадал пальцем в небо. Так, в октябре 1897 года он объявил, что в 2010 году в США начнется… новая гражданская война, после того, как ультралиберальный штат Канзас, где губернатором выберут женщину, в одностороннем порядке выйдет из Федерации. Канзасцев поддержат Миссури и Иллинойс, и начнется между «востоком» и «западом» начнется война. В отличие от южан, западным штатам удастся одержать победу и сохранить независимости, однако «восточники» не останутся в накладе, поскольку компенсируют территориальные потери, аннексировав Канаду. Западники же тем временем вторгнутся в Мексику и аннексируют большую часть этой страны, а их столицей станет Чикаго.
Параллельно с предсказаниями будущего Имбер продолжал сочинять стихи, активно сотрудничал с идишской прессой, писал по-английски о Каббале и Талмуде, издавал журнал «Уриэль», переводил Хаяма – а так же пил по-черному. В результате, естественно, он то и дело оказывался в полиции за пьяные выходки, драки и дебоши. Как-то, к примеру, он учинил скандал на собрании ученого общества Огалей Шем («Шатры Шема»), во главе которого стоял почтенный декан Теологической семинарии Соломон Шехтер. Заметив какую-то орфографическую ошибку, Имбер вышел из себя и начал кричать и грозить насилием, так что ученым мужам пришлось послать за полицией.
Поэт буянил даже во время сионистских конгрессов (покинув Палестину, Имбер сохранил сионистские убеждения – случай, разумеется, не редкий). Рассказывают, что на одно из заседаний Имбер явился в стельку пьяным, так что его пришлось вывести из зала. Поэт слонялся у дверей, пока делегаты не запели «Атикву», после чего удовлетворенно заметил: «Вышвырнуть меня они могут, но все равно поют мою песню». (Согласно другой версии, Имбера не пустили в здание, где заседал конгресс, несмотря на то, что он заявил швейцару, что является автором «Атиквы». ).
К счастью для Имбера, в конце жизни у него нашелся богатый поклонник – судья и известный филантроп Майер Сульцбергер (Mayer Sulzberger), выдававший поэту ежемесячную стипендию в 30$ (достаточная по тому времени сумма). Правда, первое время это не пошло Имберу на пользу: получив деньги, он немедленно пропивал ix до последнего цента. Так что Сульцбергеру пришлось найти для него «няньку». На эту роль филантроп выбрал Авраама Фрейдуса, главного библиотекаря еврейского отдела нью-йоркской Публичной библиотеки. Фрейдус так же слыл оригиналом: низкорослый, с выпученными глазами (за это его прозвали Гиппопотамом), библиотекарь не пропускал ни одних похорон богатых и/или известных евреев. Тем не менее, в остальном он был совершенно надежен, и честно выдавал Имберу по доллару в день, а так же находил для него любые еврейские книги, которые тот требовал.
В свою очередь, поэт дневал и ночевал в нью-йоркской библиотеке. Возможно, у него даже не было постоянного пристанища – по крайней мере, в 1905 году он указал адрес библиотеки в качестве своего домашнего.
Имбер скончался в 1909 году в возрасте 54 лет. Его известность в еврейском мире была такова, что на похороны пришло больше десяти тысяч человек. Одна из идишских газет поместила некролог, в котором поэт был назван единственным истинным еврейским богемцем. Через несколько дней в редакцию пришло возмущенное письмо: читатель утверждал, что Имбер никак не мог быть «богемцем», поскольку родился не в Чехии, а в Галиции.
Знаменитая опера Пуччини к тому времени уже несколько лет шла по всему миру, включая Америку. Однако читатель идишской газеты, похоже, не был опероманом.