Иудеи в русской гимназии

Рассказывают Марина Шунра Карпова и д-р Евгений Левин, преподаватели, методисты, переводчики, авторы нескольких учебно-методических пособий по преподаванию еврейской традиции и классических текстов.

Разумеется. Причем не только с формальной точки зрения (лица, родившиеся в еврейской вере и не сменившие вероисповедание). Множество традиционных семей, придерживавшихся традиции, тоже мечтали, чтобы их дети стали врачами и адвокатами, и посылали их учиться. Так поступил, к примеру, отец известного эсеровского деятеля Марка Вишняка, который писал о своей семье:

Родился я в мелко-купеческой еврейской семье, строго соблюдавшей все религиозные нравы и обряды, как завещено было предками.

Вместе с Марком учился Абрам Ширман, будущий бундист, «тоже из патриархально-еврейской семьи».  Другой видный эсер, Осип Минор, был сыном московского раввина -  и он, и его брат Лазарь учились в гимназиях.  Таких примеров можно привести много.

Таких проблем было, как минимум, четыре:

1. Уроки Закона Божьего.
2. Участие в православных богослужениях.
3. Учеба по субботам и в дни еврейских праздников.
4. Кошерное питание.

С последним пунктом дело обстояло проще всего. Завтраки русские гимназисты приносили с собой, и каждый ел свое. Соответственно, родители, которым важно было обеспечить детей кошерным питанием, без труда решали эту проблему.

Как в русских школах решались остальные проблемы, мы расскажем ниже.

До революции для всех учащихся православного вероисповедания одним из обязательных предметов был Закон Божий, который преподавал непременно священник (законоучитель). Естественно, большинство евреев не радовала мысль, что их детей будут «наставлять» в христианской вере. Однако, к счастью для них, эту проблему решило Министерство просвещения: евреи (и другие инославные) были официально освобождены от уроков православного Закона Божьего.

Далее существовало два варианта. В некоторых учебных заведениях – например, в виленском женском институте или тифлисской гимназии – ученики-евреи не получали религиозного образования, и во время уроков Закона Божьего, на зависть своим одноклассникам, занимались своими делами. Однако во многих школах для учащихся-иудеев приглашали специального учителя, который знакомил их с основами еврейской веры. Так, в 1905 году в Могилевской мужской гимназии «по штатной единице закон еврейской веры» преподавал Маврикий Якрин, в Гомельской мужской гимназии - Меер
Скутельский, в Гродненской классической гимназии - Арон Рефес, и т.д.

Еврейский Закон Божий довелось изучать Льву Троцкому, Леониду Утесову и многим другим. Рассказ о таких уроках мы находим в мемуарах писательницы и переводчицы Елизаветы Полонской, учившейся в Лодзинской женской гимназии:

На урок пришел учитель еврейского Закона Божия, немолодой, с приятным ласковым лицом, одетый не в учительскую форму, а в сюртук, — ученый раввин, доктор Донхин. Очень сильное впечатление произвели на меня его рассказы о сотворении мира, о первых людях, о патриархах. Что-то необыкновенно обаятельное было в этом человеке, что привлекало к нему сердца детей, да и то, что он рассказывал, было так непохоже на французские сказки, которые я читала с моей бонной, и на стихи Некрасова, которые мне читала мама.

Православное воспитание в русских гимназиях не ограничивалось уроками Закона Божьего. При многих гимназиях были церкви, в которых регулярно совершалось богослужения. Однако и здесь проблем обычно не возникало: от посещения церкви учеников-евреев освобождали. Вот, к примеру, свидетельство известного  художника Мстислава Добужинского, учившегося в Вильно:

Все православные гимназисты обязаны были ходить в нашу церковь по субботам и воскресениям. Лишь евреи были освобождены.

Такой порядок существовал не только в Вильно, но и в других городах, например,  в Кронштадтском Реальном училище, где Закон Божий преподавал легендарный Иоанн Кронштадский. Выпускник этого училища полковник артиллерии Михаил Димитриевич Тимофеев вспоминал:

На последнем уроке текущей недели кто-либо из нас спрашивал у о.Иоанна: будет ли он служить всенощную? И если ответ был положительный, то можно было наперед сказать, что 7-й класс будет весь (за исключением 2-х учеников – евреев) на этой всенощной.

Не совсем. Учебный день нередко начинался с читавшейся одним из учеников молитвы, на которой присутствовали и евреи. В результате некоторые гимназисты-евреи становились подлинными знатоками православного богослужения, чем иногда пользовались для не самых благочестивых выходок, вроде описанной Паустовским:

Инспектор представил нам мосье Говаса и ушел. Тогда встал гимназист-француз Регамэ и сообщил мосье, что в России перед уроком принято читать молитву. Мосье Говас снисходительно улыбнулся.

Тогда наступила очередь гимназиста Литтауэра. Он был еврей, но хорошо знал православное богослужение. Литтауэр вышел и начал «молитву перед учением»: «Преблагий Господи, ниспошли нам благодать духа твоего святаго, дарствующего и укрепляющего душевные наши силы».

Он прочел эту молитву пять раз, потом - «Великую ектенью». После этого Литтауэр огласил «Символ веры», «Отче наш» и начал читать молитву Ефрема Сирина.

— «Господи, владыко живота моего! — взывал Литтауэр. — Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми!»

Мы хором повторяли слова молитвы и поглядывали на часы. До конца урока оставалось десять минут.

Учебная неделя в русской гимназии была шестидневной, и занятия, соответственно, были и по субботам, когда еврейская религия запрещает писать.

Судя по мемуарным и документальным свидетельствам, по субботам евреи-гимназисты приходили в гимназию, однако, если родители настаивали, им разрешали в этот день не писать. Иногда об этом нужно было договариваться, в других случаях это было официальной школьной политикой. Бывало, впрочем, что еврейские ученики просто оставались в субботу дома. Белла (Бася) Розенфельд, будущая жена М.Шагала, училась в витебской Алексеевской женской гимназии. В архиве сохранился журнал гимназии, где в  графу «Отсутствующие» по субботам заносилась одна фраза: «Все еврейки».

В еврейские праздники гимназистам-иудеям нередко официально разрешалось пропускать занятия.  Такой порядок, существовал, к примеру, в Полтавской гимназии, где учился один из учредителей Союза для достижения полноправия еврейского народа в России Генрих Слиозберг: 

Был праздник Шевуос, конец мая. Евреи-гимназисты пользовались правом не посещать гимназии в еврейские праздники.

Список соответствующих дат гимназическому начальству официально сообщал местный казенный раввин.

К сожалению, кое-где нарушались. Обычно это касалось неучастия в православных богослужениях. Так, учившийся в Тифлисе доктор Яков Вейншал жаловался: «Нас, евреев-гимназистов, в дни государственных праздников заставляли часами выстаивать в гимназической церкви и вдыхать в себя вонь нестерпимого масла».  С сыном мемуаристки Полины Венгеровой произошел неприятный эпизод:

Однажды мальчиков привели на богослужение в гимназическую часовню. Все стали на колени перед иконами. Только мой сын остался стоять. Классный надзиратель потребовал от него немедленно стать на колени. Сын решительно отказался: «Я иудей. Моя вера воспрещает мне преклонять колени перед изображением». Шимона исключили из гимназии.

Случались и другие неприятные инциденты. К примеру, Михаила Гоца, не ходившего по субботам в гимназию, донимал надзиратель-антисемит:

Прямо насмехаться над жидами он не мог, для этого наша школа была чересчур благообразна… Зато он крайне ехидно вычислял, сколько дней я отдыхаю, насколько пользуюсь работой товарищей.

Однако подобные истории были скорее исключением.

Конечно, евреи были не самыми желанными учениками. Но во-первых, перед русской дореволюционной школой никогда не ставилось никаких «миссионерских» задач. (В отличие, например, от способствования русификации: в западных губерниях, например, ученикам запрещали разговаривать в школе на любом языке, кроме русского; уроки Закона Божьего для инославных проводились, исключительно на русском, и т.д.) А во-вторых и в главных, в глазах царских чиновников, в том числе ведавших образованием, религия, независимо от конкретного вероисповедания, считалась гарантом общественного порядка и опорой морали и нравственности. Безбожие же, по их мнению, приводило к упадку нравственности и даже революционно-социалистическим убеждениям. 

Поэтому, независимо от отношения к той или иной религии, в большинстве своем они считали нужным считаться с религиозными чувствами и убеждениями учеников и их родителей.

Очень редко, как, например, Ицхак Штейнберг – религиозный еврей, ставший наркомом юстиции. Гораздо более типичной была история упомянутого Вишняка:

Следование религиозным предписаниям продолжалось, примерно, лет до шестнадцати, когда сразу всё исчезло: и обязательная молитва по утрам, и ношение ранца Сергеем по субботам, и многое другое. Не могу сказать, как это произошло, но произошло сразу и без особых треволнений.

Аналогичный случай произошел с его другом Гоцем:

Как и всегда бывает, первые попытки самостоятельности проявились в области традиционной веры. У меня лично к этому уже давно подготовлялась почва. Целый ряд отрицаний в сфере мелких обрядностей был фатально вызван моим положением между двумя стульями: постоянное пребывание в среде русских приводило к пренебрежению буквой еврейских обычаев, которые один за другим теряли в моих глазах всякий смысл.

Впрочем, с русскими гимназистами  сплошь и рядом происходило то же самое. Несмотря на преподавание Закона Божьего и обязательное участие в богослужениях, мало кто из них сохранял веру.

Можно сказать, что да: в гимназии евреи действительно теряли веру. Но есть нюанс: если кто-то считает, что традиционное еврейское образование защищало от ассимиляции и секуляризма, то он глубоко ошибается. Еврейские юноши, не учившиеся нигде, кроме хедеров и йешив, тоже массово становились вольнодумцами, как, например, Самуил Плавник: прежде, чем стать классиком белорусской литературы  Змитроком Бядулей, он несколько лет учился в йешиве в Дорогомилове, откуда вышел пламенным антиклерикалом:

Штудирование Талмуда насильственно отдаляло нас от жизни, травило предрассудками и звериным шовинизмом. От несуразной «науки» голова ходила ходуном. Армия дармоедов в 50-60 иешивотников была для небольшого городка немалой обузой.