Царь Ахав и пророк Элияѓу: генезис одного противостояния
Пророк Элияѓу – величайший из «дописьменных» пророков, героев книг Самуила и Царей, и любимый персонаж еврейского фольклора – обрел бессмертие еще при жизни; его история не знает завершения[1]. Попытаемся, однако, с помощью библейских и внебиблейских (эпиграфических и археологических) данных увидеть пророка в контексте его исторической эпохи, обратившись к основополагающему конфликту его жизни – противостоянию царю Израиля Ахаву.
Встреча Ахава и Иезавель с Элияѓу (Илией) в винограднике Навота (Навуфея). Фрэнк Бернард Дикси, 19в.
Ахав (871–852 гг. до н.э.) был вторым царем из династии Омри. Библейский повествователь представляет Ахава злодеем, как и других царей Северного царства, однако с исторической точки зрения речь идет об очень влиятельном правителе: Ахав провел ряд успешных военных кампаний против арамейского царя Бен-Адада (1 Царей 20). Более того, эта династия была хорошо известна за пределами Израиля. В 853 г. до н.э. войско Ахава, насчитывающее 2000 колесниц и 10000 человек, в коалиции с ханаанейскими царями, выступило в битве при Каркаре. Об этом сообщается в Монолитной надписи из Курха царя Салманасара III [2]: хотя ассирийцы и хвастают своей победой, коалиция местных правителей сумела на значительный срок задержать продвижение Новоассирийской империи на запад и, таким образом, обеспечить дальнейшее процветание Северного царства еще на 130 лет – до окончательного падения Самарии в 722-720 гг. до н.э.[3]. За эти 130 лет была создана заметная часть корпуса древнеизраильской литературы[4].
Политик Ахав не боялся выступить против сильнейшей державы региона; он и его сыновья вели военные действия также против местных правителей. Сегодня мы бы сказали, что он строил Израиль как региональную супердержаву. Знаменитая стела моавитского царя Меши повествует о войнах моавитских царей с царями из династии Омри[5]. Сын Ахава Йеѓорам упоминается также и в древнеарамейской надписи из Тель-Дана[6]. Согласно археологическим данным, династия Омри вела очень успешную строительную деятельность: именно в этот период были отстроены и укреплены города Самария, Мегиддо, Хацор, Изреель[7], а Мегиддо и Хацор – оснащены разветвленной системой подземных туннелей, способных обеспечить население водой даже во время осады.
Ахав умел не только воевать, но и договариваться; у него были союзники – прежде всего финикийцы. Интересна история портового города Дор. Этот прибрежный город в эпоху Ахава утрачивает черты финикийской морской культуры и становится похож на израильские укрепленные города – такие, как Мегиддо и Дан[8]. По мнению исследователей, для ведения международной торговли Ахав в основном пользовался финикийскими портовыми городами: возможно, это “сворачивание” мореплавания в древнем Израиле являлось ценой союзного договора с финикийскими царствами против усиливающейся Ассирийской империи.
В этой связи нельзя не вспомнить жену Ахава Изевель. Она происходила из важного рода ханаанейских царей – из династии царей Тира и Сидона[9]. У нас нет данных об Изевель и ее семье из внебиблейских источников, однако о царских родах в Сидоне и в Тире известно из документов 15-13 веков до н.э.[10]. Зимредда, правитель Сидона в эпоху Эль-Амарны, владел кораблями и другими видами войска; своим богатством также был известен и царский двор Абимилки в Тире. Неизвестно, восходила ли род Изевель напрямую к этим царям, но ханаанейские правители Финикии были наследниками именно этой царской традиции.
Дело в том, что в отличие от южного и центрального Ханаана (пережившего культурный коллапс в 13-12 вв. до н.э., вызванный, по всей видимости, массивным проникновением кочевников с юга-востока), ханаанейские правители Финикии продолжали прямую линию политического правления, восходящую к важным ханаанейским городам-государствам Поздней Бронзы (15-13 вв. до н.э.)[11]. Изевель видит себя продолжательницей этой культурной традиции: она истребляет врагов, «вершит царство» и плетет интриги по всем законам ближневосточного придворного этикета; она предельно верна своему роду, презирает самозванцев и с гордостью принимает смерть.
Женитьба Ахава на финикийской принцессе несомненно укрепляла политический и экономический союз с финикийцами; последствиями такого союза были не только привилегии в международной морской торговле и военная коалиция перед лицом ассирийской угрозы, но и культурное и религиозное усиление финикийцев в центральном Ханаане, в том числе усиление культа Баала, «Господина» (так в Ханаане называли древнего семитского бога грома и молнии Ѓадада), Ашеры (изначально богини-матери всех богов, постепенно ставшей ритуальным предметом и объектом культа) и богини плодородия Аштарту (Ашторет).
С исторической точки зрения трудно оценить, в какой мере Ахав действительно отошел от традиции отцов: библейский повествователь сообщает, что он назвал своих сыновей еврейскими именами, содержащими имя Всевышнего: Йеѓорам и Ахазйа. История с виноградником Навота (I Царей, гл. 21) показывает, что Ахав признает родовой закон земельной собственности и авторитет пророческого слова. Перед нами сильный правитель, стремящийся утвердить свое царство, идущий на военные конфликты, ищущий локальных союзников и способный на компромиссы. И неудивительно: оседлая жизнь в Ханаане предполагала, что у древних израильтян, как у других народов, будет царь, а у царя, как у любого правителя, будет «реальная политика», союзные договоры, династические браки, а еще на каком-то этапе – пышный храм, сильная жреческая каста, централизация культа …
Пророк Илия. Даниеле да Вольтерра (ок 1550—1560)
В этой картине аккультурации Израиля в ханаанейской среде пророк Элияѓу – маргинал. Даже географически он не из Ханаана, а из Заиорданья[12]. Хотя с галахической точки зрения территория расселения заиорданских племен и относится к Эрец Исраэль, геополитически речь идет об особом регионе[13]. Заиорданье практически не отражено в архиве Эль-Амарны: там не было важных городов-государств, находящихся под опекой фараона[14]. В параллельных древнеегипетских источниках Нового царства Заиорданье – место расселения племен шасу – так египтяне называли кочевые и полукочевые племена, с которыми у них были постоянные столкновения. Археологи не обнаружили в Заиорданье следов монументального строительства, относящегося к эпохе расцвета ханаанейских городов-государств, однако к концу этой эпохи и началу Железного века (13-12 века) там начинается расцвет поселений нового типа, ставших прототипом поселений, позже появившихся в Ханаане[15].
Многие эпизоды из жизни Элияѓу (например, его паломничество в Синай – I Царей, гл. 19) указывают на его тесную связь с кочевым прошлым Израиля и с соответствующей духовной традицией; земля Ханаан и ее атмосфера чужды ему изначально. Некоторые древние поэмы сообщают, что Всевышний тоже пришел с юго-востока, из Заиорданья[16], то есть из страны шасу: один из топонимов земли шасу, упоминаемый в древнеегипетских источниках (например, в топографическом списке Аменхотепа III из храма Амуна в Солебе), представляет написание y-h-w-ˀ, возможно произносимое как Yahwа, что, согласно предложению ученых, является наиболее древним упоминанием имени бога сынов Израиля (14 в. до н.э.)[17].
На эту связь указывает и пророческая позиция Элияѓу. Во-первых, бросается в глаза его связь с культовой деятельностью, отчасти чуждой библейскому закону: он восстанавливает древнее святилище на горе Кармель, сооружает алтарь и приносит жертву (1 Царей 18), действуя в согласии с древней кочевой традицией Израиля, которая допускала сооружение жертвенника в любом допустимом для этого месте[18]. Во-вторых, у пророка очень близкие отношения с царем и царским двором: когда засуха в Израиле становится невыносимой, Ахав сам ищет встречи с Элияѓу (1 Царей 18:16), а также в точности выполняет его предписания[19]. Более того, Элияѓу позволяет себе возвыситься над царем, и даже вести себя почти как царь[20]. Эта позиция вызывает ассоциацию с такими фигурами как Моше или Шмуэль, и ее корни, похоже, – в кочевой племенной культуре: авторитет пророка предшествует авторитету царя, так как царь для Израиля – относительно новая, культурно чуждая и менее авторитетная инстанция[21].
Таким образом, в религиозном и культурном плане Элияѓу представляет наиболее консервативное, архаическое крыло: его непримиримая приверженность традиционной племенной религии, нежелание идти на какие-либо компромиссы с ханаанейской средой и новыми политическими реалиями позиционируют его как антипода Ахава – столпа ханаанейской политики первой половины 9 века до н.э.