Авраам Гаркави и историческая память российского еврейства
И снова печальные вести. Скончался Виктор Ефимович Кельнер – известный историк, профессор Европейского университета, специалист по истории русского еврейства.
Предлагаем читателям статью В. Кельнера, опубликованную в свое время в журнале Историческая перспектива.
Виктор Кельнер
В 1860-1880-е гг. основателем еврейской национальной исторической школы в России, сильно повлиявшим на становление исторического самосознания образованного российского еврейства, сохранение в его национальной памяти более ранних этапов в истории евреев Восточной Европы, стал петербуржский востоковед А. Я. Гаркави. Истоки его интереса к ранней истории евреев на территории Древней Руси, а в дальнейшем и на территории Российской империи, во многом следует искать в распространении идей Гаскалы (еврейского Просвещения) и в особенностях региона, в котором он родился и вырос. Авраам Элияху Гаркави родился в 1835 г. в традиционной еврейской семье. Его предки переселились в город Новогрудок, тогдашней Речи Посполитой, в середине XVIII в. из пределов восточной части Габсбургской империи. Евреи жили на этой территории еще со времен Римского завоевания. Род Гаркави был тесно связан семейными узами и деловыми отношениями с крупнейшими еврейскими родами Праги, Познани и Вильно. Его представители совмещали традиционную талмудическую ученость с активной предпринимательской деятельностью. Основателем той родовой ветви, к которой принадлежал Авраам, считается Гершон Гаркави. Видимо, он стал одним из первых Гаркави, перебравшихся в Новогрудок в середине XVIII в. Тогда, после войн и опустошений, произведенных в этом регионе шведскими, казацкими, а также и русскими императорскими войсками, к возрождению города были привлечены и евреи. «Перетекание» евреев из других областей Речи Посполитой и Священной Римской империи в этот регион было обусловлено двумя факторами: спорадическим усилением антиеврейской политики в прежних местах компактного проживания евреев и благоприятными экономическими возможностями, открывавшимися на новых территориях. После всех пережитых катаклизмов здесь начался подъем экономики и еврейской религиозной жизни, а потому потребовались люди, обладавшие необходимыми знаниями и навыками. Представители рода Гаркави один за другим занимали в городе посты раввинов, а затем, достигнув преклонного возраста, как правило, уезжали в Иерусалим или в Цфат, для того, чтобы умереть на земле Древнего Израиля, в святых для каждого еврея местах. В годы юности Гаркави евреи составляли значительную часть населения Новогрудка.
Дед Авраама со стороны матери, раввин Натан Вейсбрем проживал неподалеку в местечке Ивье. Гаркави в детстве довольно долго жил у него и учился. Обучение дедом-раввином внуков – старинная национальная традиция (Штамфер 2014). Ивье по тем временам было крупным местечком. Евреи составляли в нем в середине XIX века примерно половину населения.
Гаркави получил традиционное национальное образование. Первыми его учителями были родные – отец Яаков (Элиаху), ставший на склоне лет рош-йешива (главой специального религиозного учебного заведения) в Иерусалиме (Берлин 1910), и, как отмечалось, дед по матери Натан Вайсбрем (Хаеш 1995). Все выходцы из семьи Гаркави считались знатоками Талмуда. Прижизненная статья, посвященная 35-летнему юбилею научной деятельности А.Я. Гаркави, сообщает: «Окружавшая А. Я. среда была по преимуществу ортодоксальная, преданная внешнему благочестию, – что впоследствии в известной степени отразилось на образе жизни и мыслей почтенного А. Я.» (Недельная хроника Восхода 1896: 7:88). Программа обучения была сформирована многовековой традицией обязательного обучения еврейских мальчиков. Дети с трех лет последовательно изучали Тору и Талмуд. История в этой системе преподавания занимала особое место, но касалась лишь древней ее части в сугубо религиозной интерпретации. В 1858 г. А. Я. Гаркави поступил в Виленское раввинское училище. По указу императора Александра II учащиеся этого училища были освобождены от рекрутского набора, а выдержавшие экзамен по латыни и французскому в дальнейшем имели право поступать в университет. Отметим, что учился он «за казенный счет», что говорит о том, что семья к этому времени, вероятно, уже в значительной степени обеднела. Возможно, выбор Виленского раввинского училища был обусловлен и тем, что в этом городе проживали многочисленные, авторитетные и довольно состоятельные родственники.
С взглядами на историю еврейства последователей Гаскалы А.Я Гаркави, вероятнее всего, ознакомился, посещая дома своих родственников, представителей образованной еврейской интеллигенции того периода: Роммов и Страшунов. Семья Роммов с конца XVIII в. владела крупнейшим еврейским книгоиздательским и книготорговым комплексом в Речи Посполитой, а затем и в Российской империи. Основой этого предприятия была типография, в которой печаталась литература на древнееврейском языке (Аграновский1994: 115-126). Род Страшунов в тот же период славился рядом известных талмудистов и сторонников Гаскалы. Один из них, гебраист Матисьягу (Матиас), обладал огромной библиотекой, в которой, помимо прочего, находились уникальные источники по истории евреев. Это были первопечатные еврейские издания, рукописи, принадлежавшие перу известных раввинов и цадиков, пинкасы и прочие общинные книги.
В самом раввинском училище, как и везде, изучалась лишь история евреев в древние века. Однако юного Гаркави больше интересовали особенности происхождения и развития еврейства на территориях бывшего Великого княжества Литовского. Надо сказать, что, независимо от миграции ашкеназийского еврейства, примерно с XII в. волнами накатывавшего со стороны германских земель (Священной Римской империи), литваки имели свою собственную раннюю историю, наложившую значительный отпечаток на их культуру, бытовые и даже этнические особенности.
Интерес Гаркави к истории именно российского еврейства был, по тем временам, скорее исключением из правил. Ведь ранее евреи редко выходили за пределы традиции, и «… поколения за поколениями, от средних веков да самого XIX в. … были преданы исключительно своему древнему (выделено автором – Б. Натансом) прошлому» (Натанс 2001:164). Но еще в юности, вращаясь в интеллектуальных кругах Вильно, Гаркави познакомился с работами по еврейской тематике польского государственного деятеля и историка Т. Чацкого (Czacki 1807). Уже в начале 1860-х гг. он мог читать исторические заметки, то и дело появлявшиеся на страницах еврейских периодических изданий того времени, в «Гакармеле», «Рассвете» и «Сионе». Но главное, в годы обучения в Виленском раввинском училище он сблизился с преподававшим там С.-И. Финном, одним из лидеров Гаскалы в Литве. На тот период Финн являлся практически единственным человеком в пределах Российской империи, пытавшимся не только профессионально заниматься историей евреев, но и делать это, опираясь на национальные традиции. Финн печатал свои исторические работы в сборниках: «Ha-Karmel» и «Sofre Israel». В 1860-е гг. он приступил к работе над полной историей евреев. Однако в свет вышли лишь два тома, посвященных древнему периоду. В своем труде он пытался совместить традиционные историософские воззрения на еврейскую историю с достижениями современной ему историографии. С.-И. Финн уже долгие годы входил в узкую группу виленских сторонников Гаскалы, к которой принадлежали и родственники Гаркави – Роммы и Страшуны. В 1860 г. Финн опубликовал специальную работу по истории Виленской еврейской общины (Finn1860). Позднее он выпустил в свет труд по истории и истории культуры литовского еврейства «Safah le-Neema»(Finn. 1879). Эти произведения фактически создавались «на глазах» молодого Гаркави.
За годы, проведенные в Вильно, находясь в интеллектуальных кругах сторонников Гаскалы, Гаркави проникся национальным историческим сознанием и убеждением в том, что его дальнейший жизненный путь связан не только с наукой, но прежде всего с изучением именно российского еврейства. Вслед за своим учителем Финном он начал рассматривать историю евреев Литвы и Белоруссии как часть истории всероссийского еврейства.
Решение Гаркави о поступлении на Восточный факультет Петербургского университета вызвало некоторое недоумение и беспокойство со стороны родственников и знакомых. Законы Российской империи предельно жестко ограничивали возможности государственной службы для лиц, придерживавшихся иудейского вероисповедания. Реформы 1860-х гг. предоставляли евреям, получившим высшее образование, возможности фактически работать только в таких сферах как медицина и адвокатура (Иванов 2007). Для еврея, желавшего профессионально заняться историей своего народа и при этом отказывающегося принять христианство, государственные учреждения оказывались недоступными, а иных в то время фактически не было. К тому же, в университетах не было такого предмета, как история еврейского народа. Оставался только Восточный факультет, на котором в рамках гебраистики и истории Древнего Востока можно было изыскать определенную нишу и для истории евреев в Диаспоре.
Годы вступления Гаркави в науку совпали с началом некоторой систематизации в деле изучения истории, в том числе и российского еврейства. В первую очередь, это было связано с деятельностью Общества просвещения среди евреев в России (ОПЕ), созданного в Петербурге в 1863 г. группой состоятельных и просвещенных евреев. С помощью этого общества они стремились содействовать делу просвещения и сближения еврейского населения с отечественной культурой. Одной из главных задач, стоявших перед ОПЕ, стала пропаганда исторических знаний. Но на начальном этапе это не выходило за рамки декларации. И только десятилетие спустя, уже при активном участии самого Гаркави, научные исследования действительно стали поддерживаться Обществом. А. Я. Гаркави с первых дней своего пребывания в Петербурге стал сотрудничать с ОПЕ. Это сотрудничество продолжалось всю его жизнь. Однако первоначально усилия ОПЕ по созданию системы национального исторического образования не возымели успеха. Для этого не только не существовало мало-мальски массового национального запроса, но и не было еще даже узкого слоя интеллигенции, которая могла бы создавать и потреблять соответствующую научную литературу. Случайные переводные и компилятивные публикации картину не меняли. Ведущим специалистом по гебраистике в университете считался Д. А. Хвольсон. Этот ученый сыграл большую роль в жизни Гаркави. И эта роль не всегда была положительной (Носоновский 2008). Сам Хвольсон – мальчик из бедной семьи, путем лишений, при своем огромном упорстве, сумел получить образование в Германии, став признанным ученым – востоковедом, профессором университета. Для этого он вынужден был принять христианство.
Поступив в 1863 г. в университет, Гаркави всецело отдался науке. Имея прочную языковую основу, владея европейскими и еврейскими языками, он сосредоточился на изучении восточных языков. В то же время он сумел всецело использовать накопленный еще в Вильно научный багаж. Первые научные опыты он осуществил еще в самом начале 1860-х гг., напечатав в выходившем в Вильно журнале «Гакармель» несколько заметок по истории литовского еврейства и «языка Талмуда». Безусловно, в этом ему покровительствовал редактировавший журнал С.-И. Финн. Теперь, спустя несколько лет, опираясь на полученные на первых курсах университета знания, Гаркави подготовил и вскоре выпустил в свет в 1865 г. специальную работу «Об языке евреев живших в древнее время на Руси и о славянских словах, встречаемых у еврейских писателей (Из исследований об истории евреев в России)». Естественно, такая работа, принадлежавшая перу студента, могла выйти в свет только при всецелой поддержке со стороны руководителей факультета. Материальную поддержку ему оказало ОПЕ.
Эта узкоспециальная работа вызвала интерес и полемику в среде образованной части еврейского общины Петербурга и в других крупных центрах, в которых проживало еврейское население (Пумпянский 1866). Определенное внимание привлекла она и в научной среде.
Первая рецензия на эту работу появилась в журнале «Вестник Европы» в декабре 1866 г. В ней, в частности, говорилось: «Брошюра эта сообщает нам, что в некоторых комментариях на Талмуд иные темные места пояснены славянскими словами. При этом следует заметить, что у евреев употреблялись славянские собственные имена. Из этого не видно, однако, повсеместного употребления славянских языков в жизни у евреев, и вообще пребывание евреев в славянских землях с чужим, для туземцев обыденным, языком есть исключительный факт в судьбе евреев, обыкновенно везде усваивавших язык края, где они жили» (Вестник Европы. 1866: IV: 3:31). О значении этого исследования говорил и известный славист В. И. Ламанский (Известия Русского географического общества 1866: II:37-38).
Заинтересовался этой работой и будущий палестинофил, а тогда авторитетный публицист и писатель, сторонник максимального культурного сближения российского еврейства с отечественной культурой – Л. О. Леванда (Маркиш Ш. 1995:2; 1996: 3). В ответ на присланное им письмо, 21 июля 1866 г. Гаркави писал: «Милостивый государь!
Через Вашего брата, получил я Ваше письмо от 14 с.м. Искренне благодарю Вас за желание поговорить о моей брошюре».
Сегодня, рассматривая выдвинутые молодым ученым аргументы, можно отметить его излишнюю увлеченность собственными источниковыми и филологическими находками, их абсолютизацию и стремление как можно скорее «сказать свое слово в науке». Объясняется это еще и тем, что в этот период становление национальной историографии происходило в условиях выхода евреев на российскую политическую и гражданскую арену. Естественно, Гаркави не мог от этого абстрагироваться. Он создал теорию о том, что современное ему российское еврейство – это синтез прежнего иудейского населения, которое некогда было представлено хазарами, переселенцами из Византии и с Кавказа. Именно оно, по его мнению, доминировало в Крыму и Причерноморье с раннего средневековья и до XVII в. Впоследствии это население оказалось полностью поглощенным европейскими евреями.
Эта работа была, в известной степени, «спровоцирована» изданиями в Германии трудов историков школы «Виссеншафт дес Юдентумс» (Wissenschaft des Judenthums), возникшей в 1810–1820-х гг., и работами немецкого историка еврейского народа Г. Греца. Свой труд Гаркави и начинал с того, что доказывал: «… первыми евреями в Южной Руси были не германские, как утверждает Гретц и другие немецкие ученые, а боспорские и азиатские, пришедшие через Кавказ» (Гаркави 1865:3).
В 1868 г. Гаркави защитил магистерскую диссертацию, а в 1872 г. он успешно защитил докторскую диссертацию. Министерство Народного просвещения направило его на работу в Императорскую Публичную библиотеку. В этой библиотеке к тому времени уже сконцентрировался огромный рукописный материал по истории евреев.
Командировка в Германию дала ему возможность ознакомиться со всем комплексом трудов наиболее обсуждаемого в ту пору специалиста – Генриха Греца. Гаркави воспринял его критический подход и стремление максимально разнообразить базу источников. Главное, он по достоинству оценил то, что Грец одним из первых вышел за пределы древней истории евреев и распространил свое внимание и на судьбу еврейского народа в диаспоре. Правда, историю евреев на территории Польши, Литвы и России Грец затронул лишь поверхностно. Но Гаркави отметил тот факт, что Грец, возможно первым из европейских ученых, сказал о двух волнах еврейской миграции на эти территории еще в период раннего Средневековья: с Запада и с Востока (Грец 1888:62). Признание этого факта позволило Гаркави выявить исторические и культурные особенности развития этих двух «диаспор», их последующее влияние на формирование российского еврейства во всем его разнообразии. При этом он отметил, что изначально, еще в 1828 г. представитель раннего маскилизма (еврейского просветительства) в России писатель, поэт и мыслитель И.-Б. Левинзон в своей работе «Теуда бе-Израиль» («Увещание Израиля») затрагивал тему бытования евреев еще в раннее средневековье на территории будущей России (Гаркави 1865:7).
В круг интересов Гаркави вошли источники на арабском языке, давшие представление не только о иудейском населении Средней Азии и Кавказа, но и о первых контактах Руси с евреями – купцами (родонитами), следовавшими через Киевскую Русь из Испании и Франции на Восток. Гаркави установил, что еще до того, как Крестовые походы и религиозные гонения «сдвинули» западное, ашкеназийское еврейство на территорию Восточной Польши, здесь уже, возможно, находилась некая особая группа славяноязычного еврейства – кенааним (кенааниты), а также потомки хазар и византийских евреев (Jews and Slavs 2014).
Следы этого населения еще можно было обнаружить в Литве в годы молодости Гаркави, но уже только посредством лингвистического анализа и ряда сохранившихся артефактов, а также свидетельств путешественников. Ашкеназийское еврейство к XVII в. полностью ассимилировало его, сделав уже еврейством, как в языковом, так и в культурном отношении – идишистским. Именно этому процессу и посвящено одно из первых крупных исследований А. Я. Гаркави. Его основной целью тогда было выяснение спорного момента в отношении происхождения российского еврейства: «… переменили ли Евреи, прибывшие из кавказских земель и греческих колоний в славянские земли, принесенные ими языки на язык славянский, или же оставались при тех языках до поглощения германскими евреями?» (Гаркави 1865:3).
Обучаясь на Восточном факультете Санкт-Петербургского университета, Гаркави, по всей видимости, имел возможность хотя бы эпизодически посещать лекции на Историко-филологическом факультете. Позднее командировки в университеты Германии и Франции только укрепили в нем убеждение о необходимости синтетического языкового и источникового подхода к изучению российского еврейства, как на ранней стадии, так и на последующих этапах его исторического развития. Во всех его последующих исторических трудах для него главным стали выявление, систематизация и анализ фактов, собранных при обращении к огромному числу разноязычных источников. Исторический метод он совмещал с методом лингвистического анализа. Это было необходимо при изучении истории народа, жившего в плотном окружении, во взаимодействии и противостоянии с многочисленными народами, населявшими территорию будущей Российской империи в раннее средневековье. Главным достоинством его работ стало то, что он ввел в научный оборот источники национального происхождения, в том числе и раввинские послания, пинкасы (общинные летописи) и религиозные произведения (слихот). Он хорошо осознал те трудности, которые ожидали его при работе по изучению национальной истории евреев в России. Ведь этим предметом в его стране интересовались практически всегда. Те или иные аспекты истории евреев на территории России рассматривались В. Н. Татищевым, Н. М. Карамзиным, В. О. Ключевским, Н. И. Костомаровым, С. М. Соловьевым и другими «отцами» русской историографии (Петрухин 2001; Иоффе 2003:4). В принципе, они интерпретировали историю евреев в пределах государства Российского, оставаясь на официальных, государственнических позициях, и тех, что существовали в рамках принятой религиозной концепции. Существование евреев регулировалось специальными законами, а для православного духовенства иудаизм оставался опасным противником.
Защита А. Я. Гаркави диссертации и его публикации в научной печати вызвали большой интерес, главным образом, просвещенной части петербургского еврейского сообщества (Вестник русских евреев 1872: 17: 506; Рижский Вестник. 1873:156).
Резонанс, вызванный защитой Гаркави и его публикациями в кругах еврейской интеллигенции, не воплотился, однако, в последующие усилия по развитию историографии российского еврейства. На протяжении еще ряда лет исторические публикации на эти темы продолжали носить, по большей части, компилятивный, фрагментарный и дилетантский характер. В 1880 г. Гаркави продолжал сожалеть об отсутствии научных трудов по истории евреев в России. По его мнению, у западноевропейских историков отношение к истории русских евреев было «крайне пренебрежительное» (Гаркави 1880:9:346). В предисловии к изданию учебника, написанного немецким историком и педагогом Э. Гехтом, Гаркави сетовал на «скудность исторических известий о русских евреях», связанную с тем, что сами русские евреи «не заботились о собирании и издании в свет документов и исторических известий о прошлых судьбах своих предков». Для преодоления этого разрыва он считал необходимым начать в «старых общинах» сбор документов. Он писал: «Только после сбора документов и их анализа можно будет создать историю. А пока наш общий девиз должен быть: laboremus!» (Гаркави 1881:5). Гаркави старался регулярно публиковать на русском языке «Обозрения материалов для истории евреев в России» в «Вестнике русских евреев» и позднее в «Рассвете» (Гаркави 1871: 20-23; 1880: 9-12; 48, 50. 1881: 1-3). Но шли годы, и процесс участия евреев в исследовании собственного прошлого практически не ускорялся.
В тоже время не получила широкого развития и историография на древнееврейском языке. После С.-И. Финна, опубликовавшего свою книгу по истории евреев в Вильно, следующие труды, в которых делалась попытка осветить историю общин Гродно и Брест-Литовска, появились в свет только в 1880-е гг. (Fridenshtein 1880; Fainshtein 1886).
А. Я. Гаркави на протяжении многих лет всячески пытался вызвать интерес к истории у евреев – своих соотечественников. На древнееврейском языке в газетах «Гакармель» и «Гамелиц» он еще начиная с 1864 г. напечатал серию обзорных статей и библиографических справок под общим названием «Исследования по истории евреев в России». Часто параллельно они выходили в свет и на русском языке в тогда еще молодой русскоязычной еврейской печати. Этот опыт он продолжал и в дальнейшем, печатая свои сугубо научные труды в редких еще в те времена еврейских изданиях, выходивших на русском языке. Он стремился использовать любой повод для того, чтобы интенсифицировать историческое сознание и национальную память российского еврейства. Так, в 1871 г. широкий резонанс вызвало экспонирование работы скульптора М. Антокольского «Иван Грозный». В небольшой заметке по этому поводу Гаркави не упустил возможность отметить тот факт, что скульптор – еврей, своей нетрадиционной трактовкой образа этого царя как бы совершивший некий акт «нравственного мщения». В этой рецензии он напоминает о той роли, которую сыграл Иван Грозный в истории евреев, особенно об уничтожении в 1563 г. по его приказу еврейского населения Полоцка, города, взятого русскими войсками в ходе войны с Речью Посполитой (Гаркави 1871:10:304-305; Glants 2010: 85-117). Практически на протяжении всей своей научной жизни А. Я. Гаркави приходилось полемизировать по проблемам истории еврейского народа в России. Одним из поводов для подобной полемики стало и обнаружение им фактов активного участия евреев в исторической жизни окружающих народов. Так, Гаркави, комментируя труды Г. Греца, отметил, что тот «…говорит только о том, что евреи на Украине занимались только эксплуатацией казаков» (Русский еврей 1880:9:346-348). Гаркави приводит пример совершенно не соответствующий принятым в историографии и в тогдашней исторической памяти клише. Он изучил ряд собственно еврейских документов, в том числе и респонсов того времени. Стилистически это «вопросы и ответы», письменные разъяснения и решения по галахическим (т.е. связанным со следованием традиционному еврейскому праву) и судебным вопросам, которые даются признанными религиозными авторитетами в ответ на запросы общин и отдельных лиц. Наряду со своим непосредственным значением, респонсы представляют огромный интерес для историков, поскольку вопросы, с которыми рядовые люди обращались к признанным авторитетам своего времени, содержали многочисленные конкретные детали, отражающие образ жизни, занятия, социальный статус, быт и т. п. евреев какой-либо общины в соответствующий период. Анализируя содержание сборника таких документов, Гаркави фиксирует даже случай прямого участия евреев в XVII в. в боевых действиях на стороне казаков. Он приводит данные о том, что некий еврей Берах (Берка), пришедший служить в отряд Наливайко «на трех конях, и погиб в столкновении с московскими войсками». Подтвердил это «бывший при этом бое еврей Иосиф, Моисеев сын». Он же указывал и на то, что всего евреев в этом отряде было 11 человек. В ту историческую эпоху, в условиях проявлений геноцида со стороны казаков против неправославного населения (католиков и евреев), ни о какой службе евреев в казацких подразделениях и речи быть не могло. Напротив, евреи с оружием в руках, как и столетие до того, активно участвовали в защите польских городов и крепостей от казацких и татарских набегов. Сведения об этом Гаркави почерпнул из респонсов другого известного раввина той эпохи реб Меира Люблинского (Магарама), бывшего некогда и раввином во Львове (Гаркави 1880:1984-1986).
Гаркави привел также извлечение из респонсов с описанием случая участия евреев в обороне от набега татар. В конце этой публикации он, отвечая на критику с националистических позиций подобных его исследований, писал: «… это обстоятельство (критика со стороны националистов – В. К.) нисколько, конечно, не помешает мне продолжить извлечение исторических заметок из еврейских источников, ибо я уверен, что заметки эти не будут бесполезны для истории евреев в нашем отечестве и сочтутся, быть может, не безынтересными и русскими историками…ведь цель историка – искание правды и восстановление прошлого по всем – хотя бы и по еврейских документам, сохранившимся для нас» (Русский еврей 1880: 50: 1986).
Гаркави изучил множество национальных слихот (молитвы), хроник и литургических поэм (Иерушалми 2004). При этом он в своих источниковедческих изысканиях пошел дальше – он включил, одним из первых исследователей, в круг источников по истории евреев России не только раввинские респонсы, но также документы польского происхождения, в том числе донесения и мемуары. Естественно, он не мог пройти мимо свидетельств об участии евреев в обороне таких крупных, по тем временам, географических пунктов, с многочисленным еврейским населением, как Тульчин, Немиров, Бар, Сатанов, Каменец в XVI – начале XVIII в.
В своих исследованиях А. Я. Гаркави искусно соединял тончайший филологический анализ источников, опубликованных на разных языках, с методологическими достижениями русской исторической школы. Одно за другим вышли в свет такие его произведения, как: «Русь и русское в средневековой еврейской литературе» («Восход» 1881, 1882), «Следы знакомства с еврейским языком в древней русской письменности» («Еврейское обозрение», 1884). До начала 1880-х гг. в России не было постоянной издательской возможности для регулярных публикаций исследований по истории отечественного еврейства. Только с 1880-х гг. издательская ситуация медленно, но неуклонно стала меняться. В свет регулярно стал выходить журнал «Восход». В создании программы этого журнала участвовал и А. Я. Гаркави. В представленной в Главное управление по делам печати программе «Восхода» значились «статьи по истории евреев в России и заграницей». Уже в первом номере этого журнала Гаркави опубликовал исторический очерк «Русь и русское в средневековой еврейской литературе» (Гаркави 1881; 1882). В дальнейшем он оставался одним из самых активных авторов этого издания. Среди опубликованных им работ была и такая важная с точки зрения истории еврейства, как «Исторические очерки синода четырех стран» (Гаркави 1884).
В конце 1870-х гг. история евреев Речи Посполитой стала предметом исследования русского ученого профессора С.-Петербургского университета С. А. Бершадского. Буквально параллельно с А. Я. Гаркави он приступил к изучению законодательных источников предыстории российского еврейства. Он создал целый цикл исследований по истории юридического положения евреев в средневековом Великом княжестве Литовском и позднее в Речи Посполитой. Будучи историком права, он и историю евреев в Литве и в Польше, по большей части, рассматривал с точки зрения эволюции их законодательного положения (Бершадский 1881:7; 1886:10,11; 1887: 3-8; 1883). При поддержке Гаркави Бершадский основал «Русско-еврейский архив», в рамках которого вплоть до начала XX в. было опубликовано несколько сводов источников. Среди них были документы из архивов Вильно и Киева. Эти документы впоследствии использовались всеми историками, исследовавшими проблемы истории российского и польского еврейства. Гаркави стал в 1883 г. и неофициальным оппонентом на защите Бершадским в Петербургском университете диссертации по истории юридического положения евреев в Речи Посполитой. Между Бершадским и Гаркави не было никакого соперничества. Можно сказать, что эту тему они разрабатывали, опираясь на различные источники. Если Бершадский рассматривал историю литовско-польского еврейства, опираясь на документы, в основном, на европейских языках, и так сказать, смотрел на нее «русскими глазами», то Гаркави исследовал эту же историю прежде всего с еврейской точки зрения и использовал соответствующие источники на еврейских языках. Это особенно заметно при сопоставлении их работ, почти одновременно вышедших в свет (Бершадский 1881: 71 1883. Гаркави 1884: 2,4).
Для Гаркави постоянно сохраняла актуальность и история еврейского присутствия в Древней Руси (Вихнович 1992). Но в отличие от ряда иных исследователей, он не «страдал» комплексом неполноценности. Так, он не стремился безапелляционно доказывать чуть ли не автохтонность евреев на территории России. Как историк еврейского народа он прекрасно понимал всю историческую закономерность возникновения следов пребывания евреев в Древней Руси, в Крыму и в Хазарии. Его концепция состояла в том, что вся всемирная история евреев говорит об экономической и социальной обусловленности их появления на торговых путях и в торговых центрах своего времени. Славянские языки, по необходимости, стали для них языками делового и дипломатического общения. Религиозные гонения и социальные катаклизмы выталкивали значительное число евреев из европейской и азиатской Диаспоры, с тем, чтобы создавать и в иных местах свои новые поселения. Гаркави с помощью филологического анализа показал значение для евреев в Средние века прозелитизма и ассимиляции. Но это, по его мнению, ни в коей мере не умаляло еврейскую историю, а делало ее лишь многообразнее.
Гаркави предлагает свою версию разрешения одного из самых важных и трудных вопросов истории евреев в России – происхождения древнерусского еврейства. Уже при его жизни в науке бытовало несколько гипотез. В их числе горячо дебатировались мнения о хазаро-тюркской и хазаро-славянской основе восточноевропейского, в том числе и российского еврейства.
Свою концепцию Гаркави стремился документально обосновывать. Но это не значит, что он не пытался доказать исконность еврейского населения на этой территории, а значит наличия достаточно значительного еврейского населения в Древней Руси. Для этого он старается «разъяснить показания еврейских авторов при помощи известий о евреях и еврействе в русских литературных памятниках и в других источниках, в связи с этими последними» (Гаркави 1881: 62).
К середине 1880-х гг. в жизнь российского еврейства вошла большая группа людей, получивших образование в гимназиях и университетах. Годы их юности совпали не только с изменениями в общественной и политической жизни страны, но и с кардинальными переменами условий существования собственно еврейского населения. Реформы 1860-х гг. позволили значительному числу евреев покинуть черту оседлости, расширили возможности приобретения ими высшего образования. Сохраняя национальные традиции, они уже ощущали себя не просто евреями, а евреями российскими. Многие из них прочно интегрировались в отечественную экономическую, общественную и политическую жизнь (Натанс 2004). Некоторые представители этого поколения с энтузиазмом брались за изучение истории своего народа – видя в этом некий национальный долг. При этом у них существовал уже заметный языковой разрыв с представителями прошлых поколений. Теперь это уже была русско-еврейская интеллигенция (Кельнер 1996: 3 (13): 4-20). За редким исключением, члены этой группы не владели еврейскими языками. Начиная с 1880-х гг. наиболее активным автором исторических работ стал С. М. Дубнов. Значительная часть его творчества основывалась на открытом и скрытом противостоянии с Гаркави. Он не сумел, в отличие от Гаркави, получить высшее образование. Однако он был поистине гениальным самоучкой (Кельнер 2008). В 1880-е – первой половине 1890-х гг., по его собственному признанию, он находился в «стадии антитезиса». Это выразилось в стремлении критически пересмотреть основные традиционные установки и положения национальной историографии. В этом он должен был «столкнуться» с Гаркави (Дубнов 2004: 111; 118). В дальнейшем их профессиональное и личное противостояние не могло не отразиться и на развитии историографии. Гаркави, кроме всего прочего, был раздражен реформаторским пылом своего молодого оппонента и его чрезмерной критикой роли еврейской общины и Кагала в прошлом. Дубнов же, в свою очередь, критиковал старшего коллегу за инертность, консерватизм и «увлечение микроисторией», тогда как, он полагал, следовало изучать глубинные процессы истории российского еврейства, писать – «крупными мазками». В 1880-е гг. они практически параллельно работали над программой исследований по истории евреев в России. Но программа Дубнова была представлена несколькими яркими публикациями, написанными броско и публицистично. Они привлекли к себе больше внимания нового поколения историков (Кельнер 2008: 190-192; 241-242). Тогда как Гаркави работал строго в академических рамках. Все же в основе их разногласий лежали прежде всего мировоззренческие, и в том числе и методологические различия. Наиболее ярко это проявилось в 1909 г. в статье С. М. Дубнова «Разговорный язык и народная литература польско-литовских евреев в XVI – первой пол. XVII веков». Подробно и сверхкритически анализируя давнюю, опубликованную еще в 1865 г. известную работу Гаркави «Об языке евреев живших в древнее время на Руси и о славянских словах, встречаемых у еврейских писателей (Из исследований об истории евреев в России)», Дубнов прямо обвинял своего оппонента в том, что тот, в угоду политической целесообразности, якобы утверждал, что первоначально разговорным языком евреев на тех территориях был язык славянский. Дубнов писал: «Все эти предположения, частью основанные на догадках и случайных данных» стремились «доказать определенный тезис для апологетических надобностей [и] шли мимо широкой дороги научного исследования» (Дубнов 1909. Разговорный язык и народная литература польско-литовских евреев в XVI – первой пол. XVII в. С.9). То, что эта статья Дубнова была явно и демонстративно опубликована в первом томе журнала «Еврейская Старина» – главном издании только что созданного Еврейского Историко-этнографического общества, фактически поставило Гаркави вне этого Общества.
В 1880-е гг. как глава Исторической комиссии ОПЕ и по ее поручению А. Я. Гаркави занимался разбором архива рано ушедшего из жизни С. А. Бершадского и участвовал в подготовке на его основе ряда важнейших изданий источников (Русско-еврейский архив: 1-3; Регесты и надписи 1899-1913). Вообще следует отметить, что, по крайней мере, до начала нового века практически все исторические исследования в этой области создавались исключительно при поддержке ОПЕ. И по-прежнему для руководителей этого общества в лице представителей семейства Гинцбургов главным научным авторитетом оставался А. Я. Гаркави. Его слово в поддержку того или иного проекта было решающим.
На протяжении десятилетий Гаркави противостоял еврейским историкам так называемой «юридической школы». В условиях подъема национального самосознания в конце 1850-х – начале 1870- х гг. историческая тематика не сходила со страниц еврейской периодической печати. В большей или меньшей степени ей отдавали дань практически все еврейские газеты и журналы, издаваемые как на еврейских, так и на русском языках: «Гацефира», Гамагид», «Гамелиц», «Гакармель», «Кол-Мевасер»; «День», «Рассвет», «Сион», «Еврейская библиотека». Появлявшиеся на их страницах статьи и очерки носили, по большей части, популярный и компилятивный характер. Но именно тогда зародилась так называемая «юридическая школа» – направление, определившее пути историографии евреев на несколько десятилетий вперед. В поколении еврейских историков 1870-1880-х гг. преобладали профессиональные юристы. Большинство из них уже не владели, в достаточной степени, еврейскими языками. Но, главное, им был закрыт доступ в государственные архивы. Поэтому они обратились к самому доступному и понятному для них «Полному Своду Законов», к многочисленным государственным документам, определявшим условия пребывания и жизни евреев в России. Это привело к тому, что национальная историография приобрела оборонительный характер. Собственно история российского еврейства подменялась историей еврейского вопроса (Натанс 2001:6: 171-179).
Особую роль сыграл А. Я. Гаркави в деле профессионализации историков еврейства того времени. Под влиянием его работ в еврейскую национальную историографию вошла группа историков, которые, не будучи профессионалами, все же опирались на его метод. Такие историки как И. Б. Берхин, Г.М. Барац, П. С. Марек, С. М. Гольдштейн, начиная с 1880-х гг., вслед за Гаркави, привлекали в качестве источников фольклор и раввинскую литературу, параллельно с источниками на русском и польском языках, и филологический анализ документов они совмещали с анализом сравнительно- историческим. Они сосредоточились на исследовании именно истории российского еврейства. Ее истоки они видели в истории евреев, проживавших на территории бывшей Речи Посполитой. И. Б. Берхин и Г. М. Барац в поисках «еврейского следа» обращались к русским Летописям и древнерусскому фольклору. Среди авторов, писавших на эти темы, можно выделить два имени: М. М. Станиславский и И. Б. Берхин.
С. М. (Ш.-Ю.) Станиславский на протяжении примерно сорока лет печатал в еврейской и русско-еврейской периодической печати свои изыскания в области истории евреев в России. В центре его внимания были выдающиеся фигуры еврейской истории и науки в России. В 1887 г. он стал одним из первых еврейских исследователей, обратившихся в своих изысканиях к первоисточникам при изучении истории еврейского населения Новороссии (Станиславский 1887:9). И. Б. Берхину за свою недолгую жизнь удалось опубликовать несколько статей по истории российского еврейства, имевших под собой документальную основу в виде извлечений из древнерусских летописей (Берхин1883; 1888). Практически все их произведения, печатавшиеся в «Восходе», проходили «цензуру» со стороны Гаркави.
В 1890-е гг. в составе Исторической комиссии в структуре ОПЕ, возглавляемой А. Я. Гаркави, сосредоточилась группа молодых адвокатов, историков – энтузиастов, поставивших перед собой цель способствовать широкому изучению истории российского еврейства и распространению знаний о ней (Кельнер 2018:80-85). Они и «заставили» интенсифицировать работу Комиссии. Ранее она на протяжении многих лет, в силу ряда обстоятельств, связанных с нехваткой более- менее подготовленных кадров, практически бездействовала. В 1893 г. секретарем этой Комиссии стал недавно приехавший в Петербург молодой адвокат М. М. Винавер. В состав этого кружка вошли люди, впоследствии ставшие видными общественными и политическими деятелями: Л. М. Брамсон, Л. О. Зайденман, Л. А. Сев, М. В. Познер, братья Бруцкусы. Гаркави еще некоторое время определял направление работы Комиссии. Во главу угла он ставил прежде всего источники. Разрабатывая программу работ, он требовал фиксировать и собирать все виды еврейских рукописей, а затем уже готовить их к научной публикации при обязательном снабжении предисловиями и комментариями. В конце 1880-х – 1890-е годы он, по поручению руководства ОПЕ, посетил ряд его отделений в провинциальных городах, где знакомился и с организацией занятиями историей.
27 октября 1893 г. на заседании Комиссии Гаркави прочел первую главу своего труда, «Очерка истории евреев в России». Далее читались выдержки из «Литовского Пинкаса» – основополагающего юридического документа, дающего представление о начальном периоде пребывания евреев в Речи Посполитой. На этом заседании было предложено составить и опубликовать для широкой общественности приглашение «К присылке документов и материалов для истории евреев». Заседание 27 октября Гаркави открыл речью, в которой «изложил настоятельную необходимость для русских евреев иметь составленную научно по первоначальным источникам историю своего народа вообще и историю евреев в России, в особенности, так как нам последняя всего ближе, да к тому же она едва ли может быть успешно обработана иностранными учеными. Посему составление истории евреев в России должно быть главною целью Комиссии». В связи с этим референт представил обзор материалов для истории евреев на территории нынешней Российской империи, «начиная с древнейших времен до XIII столетия по Р. Х…» Как отмечалось далее в протоколе, «некоторые члены комиссии высказывали желание участвовать в разрабатывании специальных вопросов в области еврейской истории […] Вполне соглашаясь с этим, А. Я. Гаркави высказал готовность представить в следующем заседании несколько таких задач…».
Попытки Гаркави возродить активную работу в области истории в недрах ОПЕ и под его эгидой не увенчались успехом. К этому времени разрыв между ним и представителями нового поколения был уже непреодолим. Общество находилось под контролем его основателей и главных спонсоров, представителей семьи Гинцбургов (Винавер 2007: 7: 33). Гаркави оставался на позициях Гаскалы, идей еврейского просвещения первой половины XIX в. А тем временем еврейское общество в России под натиском экономических и социальных реформ стремительно менялось. Новому, общественно активному еврейскому населению, которое вышло на всероссийскую арену, требовалось и новое, современное историческое обоснование его существования. По меткому замечанию С. М. Дубнова, ранее «евреи были исключительно преданы лишь своей древней истории» (Дубнов 1893: 10\11: 111). Теперь же новое поколение ощущало себя не просто евреями, а евреями именно российскими. Они все громче предъявляли свои права на собственно историю евреев в пределах России. В самом начале XX в. в стране на волне интереса к истории появился ряд еврейских издательств, которые специализировались на выпуске исторической литературы на русском языке. Этот язык стал языком национальной истории. У истории российского еврейства появился свой читатель (Кельнер 2005: 12-53).
В начале XX в. увидели свет исторические труды Ю. И. Гессена. Не профессиональный историк, к тому же не владевший еврейскими языками, он, тем не менее, первым сумел проникнуть в государственные архивы (Гессен 2004:4 (22): 292). По сути Гессен посвятил свое творчество изучению истории еврейского вопроса, то есть истории развития отношения государства к своему еврейскому населению.
В первое десятилетие XX в. в России большинство историков, связанных с еврейским национальным движением, было задействовано в создании «Еврейской энциклопедии». Уже сама идея подготовки такого издания говорит о том, какого высокого уровня достигло в стране еврейское национальное самосознание. В редактуре исторических разделов энциклопедии и в написании основополагающих статей приняли участие С. М. Дубнов, Ю. И. Гессен, С.Л. Цинберг, П.С. Марек, И.М. Чериковер. Но Гаркави в этом мероприятии принял лишь самое эпизодическое участие. Ведущие специалисты в области еврейской истории были привлечены и к преподаванию на Высших курсах востоковедения в С.-Петербурге. Среди преподавателей были и те, кто «прошел школу Гаркави». Но он сам, несмотря на то, что основателем этого учебного заведения был знакомый ему с детства гебраист Д. Г. Гинцбург, не вошел в число преподавателей.
Подъем национального самосознания российского еврейства сопровождался и его повышенным, массовым интересом к своей истории. Уловив эту тенденцию, молодое сионистское движение, опираясь на идеи и труды Дубнова, начало, в популярном изложении, активно пропагандировать достижения национальной историографии. По уверению Н. Соколова: «… в синагогах, в сотнях городов, читались лекции по еврейской истории» (Соколов 1901: 12).
На рубеже веков появилась историография на идише. В «Фолксбиблиотек», издаваемой Шолом-Алейхемом, имелся раздел: «Научные, публицистические и другие статьи». В этом разделе определенный интерес вызывает статья М. Литинского «К истории евреев в Подолии». В альманахе М. Спектора «Hoyz-fraynd», периодически появлявшемся в свет с 1888 по 1896 гг., тоже был раздел «Исторические и научные статьи». И здесь так же печатался М. Литинский, но уже в качестве публикатора документов по истории евреев Украины. Им же в 1895 г. был выпущен в свет специальный том источников на иврите по истории евреев Подолии. Исторические материалы публиковались и в еженедельнике «Ди Идише Велт».
В первые десятилетия XX в. стала следовать научным канонам историография на иврите. Особенно заметно это было по публикациям на страницах сборников «Ха-Меассев», «Сефер ха-шана» и журнала «Ха-Шиллоах». Большую известность в научном мире получила созданная на иврите монография бывшего вольнослушателя Восточного факультета Санкт-Петербургского университета Б.-Ц. Каца «К истории евреев России, Польши и Литвы в XVI – XVII вв.» (1898). Накануне Первой мировой войны труд по истории саббатианского и хасидского движений («Тольдот а-мекубалим а-шабтаим ве а-хасидим»[Одесса, 1913-1914]) издал известный историк литературы и филолог Д. И. Коган. Этот труд он создал на основе огромного семейного раввинского архива, который впоследствии был утерян в лихолетье войн и революций.
Русскоязычным столичным адвокатам и врачам, активным общественным и политическим деятелям, проникнутым социалистической и народнической идеологией, идеями русского либерализма, претили подчеркнутая религиозность Гаркави, его консерватизм. В условиях роста государственного антисемитизма Гаркави казался им слишком лояльным в отношении к официальным государственным структурам. Габбай Петербургской Хоральной синагоги, многолетний сотрудник Императорской Публичной библиотеки, он к концу века имел звание действительного статского советника, ордена Св. Владимира, Св. Анны и Св. Станислава различных степеней. С 1901 г. Гаркави – потомственный дворянин. Дворянское достоинство он получил по выслуге лет и в соответствии с занимаемой им должностью (Сахаров 2012: 6: 23-31). Ему претили политическая активность молодых коллег, их попытки использовать исторические изыскания в своих политических целях, а также их исторический романтизм (Русско-еврейский архив 1882:1:1). К тому же новое поколение историков, согласно «политической повестке дня», в основном, сосредоточило свое внимание на истории еврейского вопроса, то есть на истории отношения государства к еврейскому населению.
Еще в 1882 г. Гаркави, оставаясь для руководства ОПЕ «главным ученым-историком», выдвинул специальную программу. В предисловии к первому тому «Русско-еврейского архива» он писал: «Задача составления полной и общей истории еврейского народа только тогда может быть выполнена, когда предварительно будут исполнены некоторые необходимые работы, а именно будут собраны и обработаны исторические документы о евреях, хранящиеся в государственных архивах, и в частных собраниях; сделано будет описание всех сохранившихся материальных памятников, принадлежавших евреям, как например, надписи на надгробных камнях, на рукописях, на зданиях; будет составлен свод летописных известий о евреях на всех европейских и восточных языках, будут сгруппированы исторические известия и данные о евреях, рассеянные по литературным памятникам всех народов» (Русско-еврейский архив 1882:1:1).
Авраам Гаркави
К началу XX в. стало ясно, что подобная конструкция уже не соответствовала требованиям нового времени, темпам радикализации еврейского национального сознания и соответственно интерпретации его исторической составляющей. Эта программа была подхвачена и доработана С. М. Дубновым. (Дубнов 1891).
16 ноября 1908 г. в помещении Петербургской хоральной синагоги состоялось открытие Еврейского историко-этнографического общества. Первое слово было предоставлено… С. М. Дубнову. Избранный главой этого объединения М. М. Винавер, излагая ход создания данного общества, лишь вскользь упомянул А. Я. Гаркави (Винавер 1909: 1:1: 50).
Так, в начале XX в. А. Я. Гаркави по сути оказался вне нового научного сообщества. Только в 1910 г. в статье по случаю 50-летнего юбилея его научной деятельности И. З. Берлин отметил, что «он является первым исследователем древнего периода колонизации и культуры евреев в России и Польше». И его же Берлин назвал инициатором и автором программы издания источников по истории российского еврейства, осуществленной в 1880-1890-е гг. (Берлин 1910:3:4:592-594). По сути огромный вклад А. Я. Гаркави в изучение истории российского еврейства тогда уже оказался не оценен по достоинству. Ученый, в свое время стоявший у истоков научного осмысления судеб еврейского народа в России, бывший неким «мостом» между историографией эпохи Гаскалы и современностью, оказался «забыт» на многие десятилетия.
К 1917 г. национальная историография российского еврейства прошла два этапа развития. В первый период, включающий в себя и так называемую «протоисторию» и работы «юридической школы», шло накопление и осмысление источников, формулировалось само понимание предмета исследования. В этот период, по сути, «еврейский вопрос» не был отделен от собственно истории народа, его непосредственной исторической памяти. Исторические труды, в основном, создавались не профессионалами-историками. Историография истории российского еврейства развивалась вне университетов и вне академической науки. На втором этапе, прошедшем под эгидой исторических воззрений А. Я. Гаркави и С. М. Дубнова, окончательно сформировалась своя школа национальной историографии. Была создана система, в которую вошли работы по отдельным проблемам и общие обобщающие труды. Историография российского еврейства отвечала всем основным критериям полноценного направления в науке. В свет выходили научные периодические издания, появились научные институты. Исследовательская школа истории российского еврейства отличалась концептуальным разнообразием. Еврейский вопрос, как предмет исследования, перестал доминировать среди иных проблем. Историография стала поистине национальной.