next perv

Продажа первородства



 

Профессор Нахум Сарна [1]

Поведав читателю о потомках Ишмаэля (Берешит, 25:12-18), Писание возвращается к главной теме – судьбе хранителей Завета. Ицхак и Ривка, так же, как Авраам и Сара, долгое время не могли зачать ребенка. Между тем Ицхаку дважды было обещано, что у него будет потомство. Сначала, еще до его рождения, Бог обещал его отцу: «Сара, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя Ицхак; и установлю союз Мой с ним союзом вечным для потомства его после него» (там же, 17:19). Когда же Ицхак появился на свет, Бог заверил Авраама: «В Ицхаке наречется род тебе» (21:12).

 

Вне всяких сомнений, для того, чтобы верить в эти обещания, требовалось очень много веры, поскольку оно оставалось неисполненным на протяжении долгих двадцати лет. Писание не сообщает о том, что супруги принимали какие-либо меры для продолжения рода, но лишь о том, как они непрестанно молились, пока, наконец, их молитва не была услышана.

 

Однако беременность Ривки протекала трудно: «И толкались сыновья в утробе ее, и она сказала: если так, то зачем же я?» (25;22). Трудно сказать, что именно имела в виду Ривка, поскольку оригинальный еврейский текст недостаточно ясен. Однако нет никаких сомнений, что будущая мать испытывала сильное беспокойство, ибо далее в Торе сказано: «И пошла вопросить Господа» (там же).

 

К сожалению, мы можем только догадываться, что стояло за этим лаконичным описанием. Пошла ли Ривка в какое-то святилище, чтобы вопросить священника или оракула? Каково было отношение праматери к местным культам? Текст не дает ответа на эти интригующие вопросы. Однако краткость повествования сама по себе достаточно красноречива, так же как и использование «личного имени» Бога Израиля, Тетраграмматона, как в вопросе, так и в ответе. Видимо, таким образом Писание хочет избежать даже намека на то, что поступок Ривки мог иметь какое-то отношение к языческим культам.

 

Божественный ответ последовал незамедлительно: «И сказал Господь ей: два народа во чреве твоем, и два народа из утробы твоей разойдутся; и народ народа сильнее будет, и старший будет служить младшему» (25:23).

 

Этот ответ оракула следует рассматривать как объяснение изначального внутриутробного конфликта, поскольку он оказал непосредственное влияние на последующий ход событий. По мнению оракула, нерожденные младенцы боролись за то, кто родится первым, то есть за право первородства. Эту мысль лишний раз подчеркивает рассказ о том, как Яаков покинул утробу матери, держа своего брата за пятку, словно предпринимая последнюю отчаянную попытку задержать Эсава.

 

Результат этого противостояния был изначально предрешен Свыше: «Старший будет служить младшему». Иными словами, Бог с самого начала решил, что именно Яаков унаследует завет Авраама и Ицхака – несмотря на то, что Эсав вышел победителем во внутриутробной схватке и формально появился на свет первым. Это предвещало и дальнейшее развитие событий: истории Эсава предстояло стать историей торжества грубой силы, тогда как Яакова ожидала совершенно иная судьба. Это прочтение подтверждает портрет Эсава как «человека, сведущего в звероловстве, человека поля» – в противовес Яакову, который назван «человеком кротким, живущим в шатрах» (25:27); в своем последнем благословении Ицхак говорит Эсаву: «Мечом твоим ты будешь жить» (27:40).

Ицхак благословляет Якова. Геррит Виллемс Хорст, 17 в.  

 

Как бы то ни было, предсказание должно было изгнать все сомнение, что именно Яакову было предопределено Свыше стать прародителем избранного народа.

 

Для понимания дальнейшего хода событий крайне важно понять смысл рассказа о том, как Яаков приобрел первородство, сначала безжалостно воспользовавшись слабостью своего брата, а затем хитроумно обманув своего слепого отца. Поведав читателю о предсказании, Писании стремилось отделить факт избрания Яакова от недостойных средств, с помощью которых молодой человек оформил свое изначальное, предопределенное свыше право на наследство. Поэтому, рассказывая о недостойных приемах, Библия вовсе не пытается сказать, что первородство было получено обманом. Напротив, сюжет построен так, чтобы у читателя не осталось сомнений: Яаков требовал первородство только и исключительно на основании предопределения свыше. Иными словами, рассказ о предсказании служит нравственным оправданием последующих поступков праотца.

 

Стоит отметить, что недостойное поведение последнего из праотцов не осталось незамеченным авторами Писания. Об Аврааме Тора говорит, что он умер «в старости доброй, престарелый и сытый днями» (25:8). Об Ицхаке также сказано: «Умер, и приобщен был к народу своему, старый и насыщенный днями» (35:29).  Однако мы будет тщетно искать подобное утверждение о Яакове. Напротив, сам праотец говорил о себе: «Немноги и злополучны были дни жизни моей» (47:9).  Яаков, безусловно, имел в виду беды и испытания, преследовавшие его с того дня, как он обманул своего отца.

Ицхак, Эсав и Яаков. Сицилия, XII век

 

Тихий, кроткий домашний Яаков, любимчик своей матери, был вынужден бежать из дома и покинуть родных и близких, чтобы двадцать лет работать на своего дядю Лавана, безжалостно эксплуатировавшего племянника. В хитрости, к которой прибег Лаван,  – воспользовавшись темнотой подсунуть Яакову Лею вместо Рахель – нетрудно заметить воздаяние, по принципу мера за меру,  за то, что, воспользовавшись вечной тьмой, в которую был погружен его отец, Яаков прикинулся собственным братом. Обманщик сам оказался обманутым.

 

Биография Яакова читается как перечень постигших его несчастий. Когда, после двадцатилетней работы на дядю, он смог наконец сбежать, то обнаружил, что бывший наниматель гонится за ним из жажды мести. Не успел он разобраться с дядей, как выяснилось, что ему угрожает смертельная опасность от брата. На границе Ханаана ему пришлось сразиться с таинственным незнакомцем, который его искалечил. Однако самое плохое ожидало его в Ханаане: единственная его дочь была изнасилована, любимая жена Рахель умерла родами, а ее первенец продан братьями в рабство… Все это позволяет с уверенностью сказать, что Писание осуждает недостойное поведение Яакова по отношению к брату и отцу.

Яков пасет овец Лавана. Хосе де Рибера, 1632

 

Причина конфликта между братьями становится понятнее, если вспомнить, что означал статус первенца в библейские времена. Подобно первым плодам и первородному скоту, первенец считался священным и принадлежащим только Богу. Уничтожение человеческих жертвоприношений означало, что первый плод женского чрева необходимо выкупить, чтобы тем самым освободить его от сакрального статуса.

 

Особая святость, связанная с первородством, первоначально предоставляла первенцам привилегированное место в религиозной жизни (позже обязанности первенцев были переданы левитам). Будучи главными гарантами семейного будущего, и, в качестве таковых, ответственными за сохранение наследия предков, первенец считался вторым после главы семейства, и автоматически становился его наследником. Таким образом, статус первенца был связан, с одной стороны, с обязанностями и ответственностью, а с другой стороны, давал права, привилегии и полномочия – например, право на двойную долю в наследстве. Также следует помнить, что уникальная духовная связь между Богом и Израилем описывается в Библии как отношения отца и его первенца: «Так сказал Господь: сын Мой, первенец Мой – Израиль» (Шмот, 4:22); «Ибо стал Я отцом Израилю, и Эфраим – первенец Мой» (Иеремия, 31:8).

 

В свете сказанного выше возникает естественный вопрос: разве право первородства не связано исключительно с рождением? Неужели его можно передать другому сыну или даже вовсе постороннему человеку?

 

Принято считать, что легальный запрет является наиболее убедительным социологическим свидетельством: ведь если закон внезапно запрещает ту или иную практику, можно с уверенностью сказать, что прежде она была законным и общепринятым действием. Поэтому, если книга Дварим решительно запрещает лишать первенца его прав, из этого следует, что прежде отец имел право самостоятельно решать, кого из сыновей назначить «первенцем».

Если будут у кого-либо две жены, одна любимая, а другая нелюбимая, и родят они ему сыновей, любимая и нелюбимая, и сын первородный будет у нелюбимой, то при наделе им сыновей своих из имения своего не может он дать первенство сыну любимой перед первородным сыном нелюбимой. Но первенцем должен признать он сына нелюбимой, чтобы дать ему двойную часть из всего, что у него есть; ибо он начаток силы его, за ним право первородства.

Дварим, 21:15-17

 

Общественная и легальная ситуация, сделавшая необходимым издание подобного закона, отражена в документах из самых разных мест древнего Ближнего Востока. Табличка из Нузи содержит такое завещание некоего отца:

Что же до моего сына Зиртешупа, то прежде я объявил, что не считаю его своим сыном, ныне же возвращаю ему его сыновство. Он – мой старший сын, и получает двойную долю.

В брачном контракте из города Алалак на северо-западе Сирии оговаривается, что жених должен будет выбрать «первенца» из будущих сыновей именно этой невесты, даже если прежде другая жена родит ему сына. Этот документ представляет огромный интерес для изучающих Библию, которая считает, что первородство даруется исключительно по праву рождения первым. Он так же заставляет вспомнить, что в предсказании Яаков фактически получает статус первенца, которого его старший брат Эсав лишился еще в утробе матери.

 

О том, что в эпоху праотцов отец имел право самостоятельно решать, кого назначить первенцем, свидетельствуют еще два эпизода. Первый – когда Реувен, первенец Яакова, был лишен первородства за недостойный поступок по отношению к Бильге, отцовской наложнице. В своем предсмертном обращении к сыновьям Яаков припомнил Реувену этот случай:

Реувен, первенец ты мой! крепость моя и начаток силы моей, избыток достоинства и избыток могущества. Стремительный, как вода, ты не будешь преимуществовать, ибо ты взошел на ложе отца твоего; ты осквернил тогда восходившего на постель мою.

Берешит, 49:3

 

Второй – когда Яаков предпочел Эфраима его старшему брату Менаше, к вящему недовольству их отца Йосефа:

И взял Йосеф обоих: Эфраима в правую свою руку, к левой Израиль, и Менаше в свою левую, к правой Израиля, и подвел к нему. И простер Израиль  правую руку свою, и положил на голову Эфраима, хотя он младший, а левую на голову Менаше; умышленно положил он так руки свои, хотя Менаше был первенцем. И увидел Йосеф, что отец его положил правую руку свою на голову Эфраима; и прискорбно было ему это. И взял он руку отца своего, чтобы свести ее с головы Эфраима на голову Менаше.  И сказал Йосеф отцу своему: не так, отец мой, ибо этот – первенец; клади правую руку твою на его голову. И не согласился отец его, и сказал: знаю, сын мой, знаю; он также станет народом, он также будет велик; но меньший его брат будет больше его, и потомство его будет многочисленным народом

Там же, 48:12-19

 

Факт продажи первородства одним братом другому был зафиксирован документом из Нузи. Согласно этому документу, некто Курпаза отказывался от своей доли в будущем наследстве в обмен на трех овец, которых его брат Тупкитила обязался отдать ему незамедлительно. Нет никаких сомнений, что только отчаянная нужда могла заставить Курпаза согласиться на подобную сделку. Стоит отметить, что в случае с Яаковом и Эсавом вместо письменного документа имела место устная клятва, считавшаяся в древности столь же обязывающей формой заключения контракта.

 

Таким образом, пренебрежение правом первородства полностью соответствовало хуррито-ханаанским законам и обычаям времен праотцов. Это справедливо и в отношении последнего благословения Ицхака. Устное благословение с точки зрения закона ничем не отличалось от письменного завещания.

 

Судебный отчет из Нузи описывает дело некого Тармии, у которого была тяжба с двумя старшими братьями, оспаривавшими его право собственности на рабыню Сулулу-Иштар.  Тармия заявил:

Мой отец Хуя был болен и лежал на ложе.  Тогда отец взял меня за руку и сказал мне: другие мои сыновья старше, и уже нашли себе жен. Поэтому я даю тебе в жены Сулулу-Иштар.

 

Допросив свидетелей и тяжущихся, суд подтвердил правомочность отцовского решения о передачи прав собственность, хотя оно было сделано только устно.

 

Библия сохранила эту особенность месопотамской правовой системы – вплоть до того, что включила в текст фразу, являющуюся, как полагают современные исследователи, еврейским эквивалентом нузийской легальной формулы. Свое последнее благословение Ицхак предварил словами: «Вот, я состарился уже, не знаю дня смерти моей» (Берешит, 27:2).

 

Это не просто фигура речи. Еще один документ из Нузи, посвященный посмертному разделу имущества между наследниками, так же начинается словами: «Вот, я состарился». Таким образом, слова Ицхака обладали очевидными общественно-юридическими последствиями.

 

Полное соответствие (вплоть до мельчайших деталей!) поведения праотцов тогдашним ближневосточным законам и обычаям заставляет нас лишний раз удивиться точности исторической памяти, нашедшей свое отражение в библейском повествовании. И это не только возвращает нам уважение к Библии как к историческому источнику, но и позволяет понять библейский текст гораздо лучше, чем прежде.  Кроме того, это показывает, каким образом нарратив был изменен, чтобы он мог служить высшим нравственным целям.

 

Нет никаких сомнений, что, согласно нормам того времени, способ, позволивший Яакову лишить брата первородства, не был ни необычным, ни проблематичным.  У нас есть все основания полагать, что то, как Яаков обошелся сначала с братом, а затем с отцом, соответствовало тогдашнему нравственному уровню, когда хитроумие и способность воспользоваться удачным случаям заслуживали всяческого уважения.  Поэтому заслуживает особого внимание,  что Писание явно считает поведение Яакова недостойным, и вводит элемент предсказания, призванный показать, что передача первородства была предопределена изначально и не была связана с последующим ходом событий. Кроме того,  бедствия и несчастья, преследовавшие Яакова всю его жизнь, Тора явно считает следствием упомянутых поступков праотца – в которых его современники не видели ничего предосудительного.

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.