next perv

Поэт утра Яир Хурвиц



Есть поэты ночи, есть дневные поэты, а Яир Хурвиц (1941–1988) — поэт утра. Он жил с постоянным страхом смерти (врожденная болезнь сердца), всегда с запиской в нагрудном кармане: телефон больницы, название болезни и домашний адрес, на случай если сердце внезапно откажет, и пел каждое новое утро еще одного подаренного ему дня.

Утром — «зелени изобилье», «небесный свод неожидан», «на ветках дерева пичуги стали песней, ветви — цветами». Утром больное сердце поэта было «открыто солнцу», и тель-авивский рабочий виделся так:

С рόсами встающий —
Йомтов копал и нес
землей наполненные ведра и в простоте
душевной считал, что ведра солнцем полны,
и сам себе сказал: я жить хочу.

Поэт назвал своего героя Йомтов, что на иврите означает «праздник», а также «добрый день», ведь в ожидании подходящего для пересадки сердца каждый день — йомтов. (Он ждал долго, а когда сердце наконец нашлось в Брюсселе, Хурвиц умер там в больнице, не дожив до операции.)

Еврейский день, как известно, начинается с вечера: «И был вечер, и было утро: день один» (Быт 1:5). А для тех, кто поутру спешит исполнить неотложное дело, Тора предлагает особый глагол леѓашким, т.е. «встать рано», как сказано в Книге Бытия: «И поднялся Авраам рано утром», поспешая на страшнейшее задание — заклание сына Ицхака (22:3). В стихотворении «Моей любви, когда она проснется на заре» (1966) Хурвиц использовал тот же глагол, словно говоря: моей любви еще многое предстоит сделать, и она не ленива.

Тихий, тихий вечер проходит
сквозь ветви и сердце. Земля
лицо подставляет благословенью небес и ветер,
навевая прохладу, развеет
седеющее волшебство палых листьев и возвестит
семенам столь чаемый ими приход
воды к томящимся жаждой корням. Тиха,тиха моя любовь. Вернись,
вернись, любовь моя, к былому волшебству, вернись,
ангелоликая, — мне ликом ангельским любовь.
Вот острова, и ангелы на них, и свет
цветов распахнут, словно очи, они струят
бесплотно, нежно, плывут
по водам, исчезают, и только сердце вымыслом живет и ревностью
к тем ангелам на островах, на островах… а вечерпроходит тихо, тихо. И земля
лицо подставит, и ветра дуновенье охладит
прозрачный воздух для моей любви,
когда та поутру проснется.

Мотив пробуждения любви в еврейской традиции восходит к Песни Песней: «Заклинаю вас, дщери иерусалимские…: не будите, не пробуждайте любви, пока ей не будет угодно» (2:7). К тому же источнику восходит просьба «вернись!»: «Вернись, вернись, Шуламит, обернись, и мы на тебя посмотрим!» (7:1). Хурвиц и зовет, и знает, как выглядит та, к кому обращен его призыв: «ангелоликая, — мне ликом ангельским любовь». Тут не возлюбленная, но сама Любовь. И стоит ли удивляться, что воображение рисует поэту сказочные острова, где отдыхают ангелы.

Подобные острова уже встречались в ивритской поэзии — в стихотворении Хаима Нахмана Бялика «Перед закатом» (1902). Приведу фрагмент из него в переводе Амари [М.О. Цетлина]:

…Небо — море сиянья. Свет великий струится,
Сплетены мы безмолвно.
Пусть летят наши души, как свободные птицы,
В светозарные волны.

Затеряются в высях, как две быстрых голубки,
Но в пустыне безбрежной
Острова заалеют — и воздушны, и хрупки
Души спустятся нежно.

Уж не раз прозревали нетелесным мы взглядом
Те миры без названья,
И от их созерцанья стала жизнь наша — адом…

Иная поэтика, но главное — разная тональность. У Бялика волшебные острова так и остались миражом, любовь — мучительной мечтой, а Хурвиц уверен: чудо любви придет, надо лишь дождаться утра.

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.