next perv

Парадокс памяти



В жизни, как и в культуре, чаще встречаются парадоксы, чем логически стройные и убедительные объяснения. Например, в эпоху Просвещения итальянский философ Джамбатиста Вико (1668–1744) предложил различать в истории каждого народа три сменяющих друг друга периода: божественный, героический и человеческий, что в целом было принято наукой. Но современный Израиль парадоксальным образом совместил все три: Бог в сознании большинства жителей остается актуальной персоной, наши солдаты — а под обстрелами и мирные жители — совершают поступки, присущие героям, и человек безусловно является здесь главным мерилом во всем.

Один из древнейших парадоксов еврейской традиции — парадокс памяти и забвения. Он сформулирован в Торе в виде императива: «Помни, что сделал вам Амалек… как напал он на вас в дороге… как истребил он тех из вас, кто отстал и ослаб… И когда дарует вам Господь покой… — сотрите память об Амалеке из поднебесной, не забудь!» (Дварим, 25:17-19). Эти слова читаются каждой весной, когда мы, евреи, отмечаем Пурим, праздник в честь избавления от угрозы геноцида в империи царя Ахашвероша (см. Книгу Эстер).

В творчестве поэта Иегуды Амихая (1924–2000) тоже немало парадоксов. Будучи бойцом Пальмаха и участником многих войн Израиля, он прославился пацифистскими стихами: «Я хочу умереть у себя на кровати», «Вместо апокалипсиса» и другими. Он упрекал Бога, которого традиция называет Всемилостивейшим, за то, что забрал все милосердие Себе и тем самым обделил милосердием людей. Поэт предлагал гидам в Старом городе Иерусалима обращать внимание не на камни, а на живущих среди них людей: «Видите эту арку римского периода? Это чепуха, но рядом с ней, чуть левее и ниже, сидит мужчина, купивший фрукты и овощи для семьи». А вот как Амихай писал о памяти («Сад, посаженный…», 1974):

Сад, посаженный в честь парня, павшего на войне,
стал походить на него, каким он был
двадцать восемь лет тому назад,
и с каждым годом все больше.
Старые родители приходят сюда
почти каждый день — посидеть на скамейке
и посмотреть на него.

И каждую ночь жужжит в саду память,
словно моторчик.
А днем его не слыхать.

(Пер. Александр Воловик)

Почему поэт сравнил память с моторчиком? Да потому, что память — залог движения к будущему. И настоящее поверяется памятью, как автомобиль — мощностью двигателя. Это тем более верно для евреев, чье родословие уходит в глубокую древность и чьим мандатом на Землю Израиля служит Танах. Тогда отчего же «днем его не слыхать»? Оттого, что шум его заглушают звуки новой жизни — жизни молодого государства, ради которой погиб боец. Помните, у Пушкина:

И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.

Триада «смерть — чужая новая жизнь — природа» присутствует и у Амихая, русского языка не знавшего. Но если Пушкин указывает на объективный закон: краткость человеческой судьбы по сравнению с долговечностью природы, — то израильский поэт пишет о том, что и довременная смерть, и упрямое возрождение еврейской жизни на земле древней родины, и даже ее зеленые насаждения — не данность, а результат сознательного выбора человека. Не природа вещей, а воля и поступок. И если витальной устремленности вперед свойственно забывать прошлое, под покровом забвения хранится память.

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.