Орфей, Гелиос и Юпитер: языческие мотивы в еврейском религиозном искусстве
Услышав название предполагаемой статьи, знакомый автора этих строк воскликнул: «Языческие мотивы в религиозном еврейском искусстве? Этого не может быть!». Пришлось ответить, что о том, что может быть, я судить не берусь. Но вот о том, что было или есть, кое-что читал и знаю.
Первое знакомство с греческой и римской мифологией произошло у евреев еще в античности. Мишна свидетельствует, что палестинские евреи даже читали книги Гомера, которые, по мнению мудрецов, “не оскверняют руки“. Поэтому неудивительно, что самые ранние свидетельства заимствования мифологических мотивов относятся уже к этой эпохе.
По словам Иерусалимского Талмуда, во времена р. Йоханана (III век н.э.) на стенах синагог стали изображать человеческие фигуры, а во времена р. Абуна (IV век.) подобные изображения появились и на мозаичных полах. Современные археологические изыскания это подтвердили: на стенах и полах многих древних синагог, найденных в Земле Израиля, действительно можно увидеть мозаичные изображения на различные сюжеты.
К примеру, в синагоге в Дура-Европос над нишей, где помещался свиток Торы, можно увидеть бородатого мужчину, играющего на арфе перед животными. Похожее изображение бородатого музыканта была найдено на мозаичном полу синагоги в Газе. В обоих случаях надпись рядом с изображением утверждает, что перед нами – царь Давид, который, как известно, был не только поэтом, но и музыкантом. Однако знатокам античного искусства этот Давид показался слишком знакомым, поскольку точно такое же изображение часто встречается у греков. Правда, там музыканта звали, естественно, не Давид, а Орфей – это был прославленный кифаред из Фракии, герой мифов о Дионисе и Эвридике.
Давид. Мозаика из синагоги в Газе, VI в.
Орфей. Мозаика из Тарса, III в.
Еще более интересная находка была сделана при раскопках синагоги в Тверии, где было обнаружено изображение солнца в окружении знаков зодиака. Последнее вполне объяснимо – астрология была важной, даже неотъемлемой частью талмудической культуры. Однако солнце художник изобразил в виде бородатого мужчины, похожего на греческие «портреты» бога солнца Гелиоса, один из которых, видимо, и послужил образцом украшавшему синагогу художнику.
Мозаика из синагоги Бейт-Альфа, V в.
Как известно, греки представляли Гелиоса скачущим по небу на колеснице или огненных конях; еще Гомер говорил о нем: «Несется на пламенных конях, и ярко горящие очи/ Сверкают под шлемом златым – так, как стрелы, лучи, рассыпаясь». Похожие представления мы находим и в еврейской литературе. Автор апокрифической книги Юбилеев, написанной не ранее 160 года до н. э. и никак не позднее 70 года н.э., упоминает о «колесницах солнца, и луны, и звезд, и обо всех знамениях неба». А создатель мидраша, окончательно сложившегося после арабского завоевания Палестины, писал:
«Восходит солнце на колеснице и в венце, подобно жениху, как сказано:”Солнцу поставил Он шатер в них. И оно, как жених, выходит из-под свадебного балдахина, радуется, как храбрец, пробегая путь” (Теѓилим 19:5)».
Разумеется, языческие изображения были найдены не только в синагогах. К примеру, в доме некого еврея по имени Леонтий, жившего в Скифополисе (Бейт-Шеане), археологи нашли изображение Одиссея, искушаемого сиренами.
Многочисленные языческие изображения (например, Леды и Лебедя) были обнаружены на саркофагах из римских катакомб в районе Бейт-Шеарим, где были похоронены многие уважаемые раввины своего времени. Рядом с языческими символами часто помещали еврейскую надпись или изображение меноры, чтобы было понятно, что здесь похоронен еврей.
Попробуем теперь проанализировать вышеизложенные факты. Прежде всего, совершенно очевидно, что евреи античной Палестины верили в языческих богов не больше, чем, скажем, многочисленные художники-христиане, многократно обращавшиеся к мифологическим сюжетам. Тем не менее, остается вопрос – как такие образы могли стать частью еврейского религиозного искусства?
На наш взгляд, во многом это стало возможным… благодаря победе восстания Хасмонеев. После того, как удалось сорвать попытку насильственной эллинизации, образы и сюжеты, заимствованные из греческой мифологии, перестали восприниматься в качестве источника потенциальной угрозы. Поэтому, к примеру, рабан Гамлиэль мог мыться в бане рядом со статуей богини Артемиды, не испытывая по этому поводу никаких угрызений совести или даже просто дискомфорта. А некоторые его современники не видели большой беды, если языческие по своему происхождению образы появятся в синагоге или на еврейском надгробии.
Вряд ли старик Матитьягу и его сыновья, возглавившие восстание в защиту Торы, задумывались о том, что их победа может принести и такие плоды. Тем не менее, благодаря их успеху их потомки смогли безбоязненно допустить «красоту Яафета в шатры Шема».