О порядке египетских казней
То, что египетские казни определенным образом упорядочены, было замечено еще в Средневековье (Рашбам к Исх 7: 27, цит. по Cassuto: 61). Рашбам, а вслед за ним Кассуто, делит девять казней (все, кроме истребления первенцев) на три цикла по три казни в каждом. По поводу первой казни каждого цикла сообщается, что Моше предупредил фараона, представ перед ним утром; по поводу второй говорится, что Моше пришел к фараону, без указания времени суток; наконец, третья и последняя казнь в каждом цикле совершается без предупреждения. В виде таблицы это можно представить следующим образом:
| Первый цикл | Второй цикл | Третий цикл | Форма предупреждения |
| 1. Кровь | 4. Оводы | 7. Град | Моше предстает перед фараоном утром |
| 2. Жабы | 5. Мор | 8. Саранча | Моше приходит к фараону |
| 3. Мошки | 6. Нарывы | 9. Тьма | Без предупреждения |
Другой способ упорядочить последовательность египетских казней, также описанный Кассуто, состоит в делении их на пять пар, каждую из которых объединяет общий содержательный признак: кровь и жабы (Нил), мошки и оводы (насекомые), мор и нарывы (гибель скота), град и саранча (гибель урожая), тьма и уничтожение первенцев («экзистенциальный ужас»).
К этому следует добавить, что по ходу повествования казни становятся все более разрушительными, а рассказ о каждой из них все более подробным. Все красноречивее «раскаяние» фараона после каждого удара, и все громче звучит тема разделения израильтян и египтян, достигающая кульминации в рассказе о гибели первенцев: египетские первенцы гибнут, а израильтян защищает пасхальная жертва.
Рассказ о египетских казнях не единственный в Библии, поражающий сложной и не всегда очевидной организацией. Можно упомянуть первый рассказ о сотворении мира, где дни творения тоже упорядочены сразу двумя способами (см. наш комментарий к Быт 1: 9), и рассказ о Вавилонской башне, где реализованы сразу два вида симметрии (см. наш комментарий к рассказу). Эта замечательная упорядоченность и внутренняя организованность плохо согласуются с представлением о библейском тексте как о «лоскутном одеяле», которое может возникнуть при чтении некоторых трудов по библейской критике (в применении к Книге Исхода см., напр., Noth). Каковы бы ни были источники текста, в своем нынешнем виде он представляет собой не просто единство, а единство, организованное мастерским образом. Расхожая формула «два умных, один дурак», любимая противниками историко-критических штудий, с полным основанием может быть перефразирована как «два умных, один гений».