Карета и колесница, или Тора и наука
Мне давно хотелось написать на тему «Тора и наука: модели взаимоотношений» в легкой, доступной, даже шутливой форме, не тревожа теней Вельгаузена и Дарвина. И наконец, случай представился.
Выдающийся советский востоковед Игорь Михайлович Дьяконов (1914-1999) оставил интереснейшие воспоминания, в которых, среди прочего, описал свою учебу в Ленинградском государственном университете, где ему довелось много общаться со студентами-гебраистами. Среди последних, естественно, было немало евреев – одних действительно интересовал предмет, другие же видели в этом едва ли не единственную возможность воспользоваться плодами своего обучения в хедерах и йешивах. Естественно, этот факт не остался незамеченным мемуаристом:
Что касается гебраистов, то они, конечно, успели за первый год гораздо больше нашего; но там были: «Старик Левин», Илья Гринберг и «Продик» Велькович еще до университета свободно читали по-древнееврейски (но по-ашкеназски), и их надо было не учить, а переучивать, и, кроме того, отучить от хедерного перевода, основанного на модернизированных реалиях: например, Илья Пророк возносился на небо не в «карете», как переводил Илья Гринберг, а в «колеснице»[1].
Упомянутый Дьяконовым Илья Гринберг был к тому времени человеком с вполне сформировавшейся советской идеологией. Однако, если бы на его месте оказался еврейский юноша, обдумывающий житие свое – какие мысли и чувства могло бы вызвать у него это столкновение «Торы и науки»: того, что рассказывает профессор, и того, чему в хедере учил ребе? И здесь, на наш взгляд, возможны четыре варианта.
Во-первых, он мог бы отреагировать так же, как тысячи еврейских юношей и девушек, ушедших в науку из традиционного мира:
«Наш ребе был невежественный болван! Он не мог понять даже простейший библейский текст. Впрочем, чему удивляться: в Талмуде, который он учил всю жизнь, столько глупостей и нелепостей, очевидных не только ученым, но даже простым крестьянам – к примеру, наши «мудрецы» не знали, сколько времени длится беременность у свиньи[2]. Нет, религия – опиум для народа. Долой–долой монахов, раввинов и попов, мы на небо залезем, разгоним всех богов!».
Однако реакция могла быть и иной:
«Ребе, который меня учил, говорил не просто так. У него была традиция, которую он перенял от своего учителя, тот – от своих учителей, и так на протяжение многих веков. А кто стоял у истоков этой традиции: «Моше принял Тору на Синае и передал ее Йегошуа, Йегошуа – старейшинам, старейшины – пророкам» (Авот, 1:1) – так неужели пророки не знали, на чем вознесся на небо один из них? Ученые же сегодня говорят одно, завтра другое. За примером далеко ходить не надо: еще недавно ведущим советским историком считался Михаил Покровский, и все ему в рот смотрели, а сегодня даже его ближайшие ученики от него отреклись и бесконечно уличают во всевозможных ошибках[3]. Так что веры им нет и быть не может».
Третий юноша мог бы рассуждать так:
«Профессор, разумеется, прав. Но значит ли это, что не прав был ребе? Давайте вспомним известную всем сказку Пушкина: «Все бегут за колесницей,/За Дадоном и царицей». А теперь возьмем любое иллюстрированное издание – кто-нибудь видел там что-нибудь похожее на колесницы египтян или ассирийцев? Все художники, словно сговорившись, рисуют именно карету! Таким образом, карета это колесница, а колесница – карета: Тора и наука разным языком говорят об одном и том же».
И, наконец, возможен четвертый подход:
«Профессор, конечно, прав – ну какие кареты в библейские времена! Но ничего страшного для религии в этом нет. Еще Рамбам писал, что если наука безусловно доказала некий факт, а наше прочтение священных текстов этому противоречит, то это значит, что мы понимали их неправильно, а нужно понимать их как-то иначе (например, иносказательно)[4]. Так уже было в прошлом – например, когда под влиянием арабской философии евреи окончательно отказались от антропоморфных представлений о Боге. Так происходит и сегодня, когда открытия геологов и палеонтологов заставляют многих правоверных иудеев по-новому читать первые главы книги Бытие»[5].
Первый из этих четырех подходов безусловно несовместим с религией, и ведет прямой дорогой в Союз воинствующих безбожников Емельяна Ярославского-Губельмана с его «Библией для верующих и неверующих». Однако три остальных подхода ярко представлены в современном еврейском дискурсе, в том числе и на русском языке.