next perv

Иудейское одиночество Владимира Кара



«Во Франции легко быть русским художником, потому что французы привыкли к тому, что русские художники в их стране – всегда евреи», – говорит, улыбаясь, Владимир Александрович Кара, живописец, живущий в Париже вот уже более тридцати лет, и отмечающий 22 апреля свое шестидесятилетие. Он многократно бывал в Израиле, где живут его родители и родной брат. Любовь Владимира Кара к Израилю неподдельна. Так, в 2009 году он был инициатором и куратором прошедшей в столице Франции художественной выставки, приуроченной к столетию Тель-Авив. Отношение В.А. Кара к Тель-Авиву в каком-то смысле удивительно: в глазах многих этот город является символом «преодоления традиций», космополитичным мегаполисом, секулярный и плюралистичный образ жизни которого в значительной мере противоположен национально-религиозной идеологии Эрец-Исраэль. Но Владимир Кара считает, что именно Тель-Авив, в буквальном смысле слова выросший из ничего на прибрежных песках, является визуальным воплощением Израиля – страны, созданной силой воли и мысли вопреки всем историческим обстоятельствам. Предисловие к каталогу инициированной В. А. Кара выставки написал мэр Тель-Авива Рон Хульдаи, что наглядно подчеркивает, насколько значима может быть роль художника как «посла доброй воли» еврейского государства.

Владимир Кара родился в Москве в интеллигентной семье: бабушка, Мария Трембовлер, была библиографом; дедушка, Шолом Матлин – историк, мама, Эрлена Матлина – биолог (в последние годы она взяла на себя труд создания серии мемуарно-документальных книг о национальном еврейском движении в СССР в годы застоя), папа, Александр Кара-Иванов – художник. Младший брат Владимира, Михаил Кара-Иванов, один из столпов культурно-просветительского общества «Маханаим», пошел по стопам матери, став ученым-биофизиком. А Владимир, как и его отец, стал художником, хотя его творческие поиски находятся в иной плоскости, чем у его папы. Сам Владимир считает себя продолжателем «Парижской школы», сформированной преимущественно художниками-выходцами из черты оседлости Российской империи в первые десятилетия ХХ века.

Такое самоопределение оправдывает себя уже на сюжетно-тематическом уровне: одна из известных картин Владимира Кара озаглавлена «Лестница Якова».

«И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней и говорит…» (Быт. 28:12).

Марк Шагал и Моше Элазар Кастель, самые известные художники «еврейского Монпарнаса» межвоенных лет, создали несколько художественных воплощений этого библейского сюжета. Импульсом для Шагала и Кастеля было стремление отразить библейские темы языком современного искусства. Владимир Кара в значительной части своих полотен ставит перед собой такую же задачу, причем в нынешние времена доминирования абстракции и всё большего ухода от изобразительного искусства вообще (в музеях и галереях современного искусства ему на смену всё чаще приходят инсталляции и видео-арт) он остается верным фигуративной живописи.

«Обращаясь к символическому и фигуративному языку, я ищу возможности разрешить вечную проблему поверхности картины. Значительная часть моих работ написана на библейские и мифологические сюжеты, которые остаются современными, так как посвящены вопросам, вечно волнующим человечество», – говорит художник.

Владимир Кара - Лестница Якова (1999)

 В.Кара. «Лестница Яакова», 1999 г.

Судьба Владимира Кара нетривиальна, и если через нее что и проходит красной нитью, так это стремление к независимости. Он родился в год знаменитого ХХ съезда и Венгерского восстания, когда надежды на освобождение культуры от гнета кондовой ждановско-сусловской эстетики были особенно велики. Он окончил Московское театрально-художественное училище в год введения советских войск в Афганистан – во время, когда те же самые принципы утверждались с прежним рвением всё тем же Сусловым, главным идеологом крупнейшей страны на земле. Учился он, впрочем, не столько в МТХУ, сколько на занятиях у Абрама Ницберга (1925–2005), отец которого, Вениамин, в 1920-е годы был артистом и художником вначале в Театре-студии им. Шолом-Алейхема, а затем – в Московском еврейском театре-студии «Фрайкунст» [«Свободное искусство»].

Владимир Кара с юных лет хотел уехать из СССР, где идеологическая цензура дополнялась государственной гомофобией, но именно отъезд в 1980 году в США А.В. Ницберга стал непосредственным катализатором отъезда его ученика. Уезжая в 1983 году по полученному из Израиля «вызову», В.А. Кара также надеялся добраться до Нового света, однако краткий приезд в Париж привел к тому, что именно в столице Франции он «задержался» более чем на тридцать лет. Это были отнюдь не простые годы. Владимир Кара стоит у мольберта почти каждый день, им созданы тысячи живописных и графических работ.

«Если художник действительно работает, он всегда найдет место, где выставить свои работы. А дальше лотерея: продашь или не продашь, – честно говорит он. – Во Франции почти нет непосредственного контакта со зрителями и критиками, потому что слишком много выставок и слишком много художников. Если критику в Италии что-то понравится — он приходит сам. В Париже такое бывает очень редко. Чтобы известный французский критик пришел к тебе на выставку, ты должен ему десять раз отправить приглашение».

На протяжении десяти лет Владимир Кара жил между Францией и Италией, будучи соратником выдающегося танцовщика и хореографа Евгения Полякова (1943–1996). После своей эмиграции в Италию в 1976 году Е.П. Поляков играл ведущую роль в культурной жизни двух великих городов: вначале он работал балетмейстером в театре «Fenice» в Венеции, а потом художественным руководителем Городского театра Флоренции. Позднее он получил приглашение в Парижскую оперу, где был ближайшим помощником Рудольфа Нуриева, в то время возглавлявшего балетную труппу театра. После ухода из жизни Р.Х. Нуриева именно Е.П. Поляков возглавлял балет парижской Grand Opera. «Могу сказать точно, что эмоционально и Поляков, и Нуриев отдавались своему делу без остатка. Я видел, как Поляков после репетиций падал от изнеможения», – вспоминает Владимир Кара, создавший декорации и костюмы ко многим спектаклям Е.П. Полякова, в том числе к балетам «Картинки с выставки» и «Дама с камелиями», поставленными во Флоренции в первой половине 1990-х годов. В 2004 году В.А. Кара выступил в качестве режиссера-кинодокументалиста, сняв фильм «Женя Поляков – балетмейстер, хореограф».

«Я художник, и слово – не самый важный для меня инструмент, – признается В.А. Кара. – Написать портрет – это навсегда зафиксировать черты, в каком-то смысле, остановить время. Мне же хотелось продлить время, дать ему обратный ход, преодолеть забвение и вернуть прошедшему живое дыхание. Поэтому я решил, что нет лучшего инструмента для этого, чем кино».

«Преодолеть забвение и вернуть прошедшему живое дыхание» Владимиру Кара удается и в живописи, однако обращает на себя внимание тот факт, что на всех его полотнах, в которых отражаются различные иудейские темы и сюжеты (включая вышеупомянутую «Лестницу Яакова»), изображен либо одинокий человек, либо людей нет вообще. Живущий и работающий в Париже художник чутко замечает, что хотя иудейские традиции там еще не преданы забвению, но их уже некому соблюдать и разделять. Это не народная культура прошлого, изучаемая лишь этнографами, нет – иудаизм во Франции жив, но евреи перестают составлять какую-либо реально существующую общину. В конфессионально терпимой пятой республике, как и во многих других странах европейской диаспоры, где численность мусульман давно и в разы превышает численность представителей других конфессиональных меньшинств, человек остается в мире своей религии почти исключительно наедине с самим собой, это и формирует его особое, иудейское, одиночество.

Владимир Кара - Над страницами Талмуда

В. Кара. «Над страницами Талмуда»

На картине Владимира Кары «Над страницами Талмуда» изображен стройный мужчина с короткой бородой, в темной одежде и шляпе, в руках у него раскрытые страницы священной книги. Но он почти не читает древние письмена – его взор направлен то ли куда-то в пустоту, то ли внутрь себя: в его глазах – одиночество и тоска. У этого, на первый взгляд, современного европейца уже нет времени размышлять над смыслом древних текстов, постигать мудрость веков – он живет в ином ритме, в иной стране, в иной эпохе. Возможно, он не вполне может прочесть и понять текст книги, который художником не был даже изображен – ведь в своей жизни он говорит на других языках. В его жизни уже нет места для святыни предков – в руках парижанина она всего лишь странное напоминание о давнем прошлом, ее свет ему уже не с кем больше разделить.

Владимир Кара - Поминальный стол

 В.Кара. «Поминальный стол»

На холсте «Поминальный стол» изображены традиционные символы еврейского быта – широко раскрытые страницы освещены одинокой свечой, перед подсвечником лежит сверкающая чешуей рыба, а вдали, слева, сквозь туман видны две полупрозрачные фигуры, молча оплакивающие усопшего. Вся картина решена в выразительной минорной гамме – на стыке глубокого синего полумрака и погасшего неба, белого разворота книги и золотистого огня, отражающегося в металле подсвечника и на страницах молитвенника. По ком скорбят эти два выпрямившихся в своем горе силуэта? Поминальный обряд по-прежнему исполняется, но тех, кто хранит эти традиции, все меньше. Зритель видит лишь две немые фигуры. Кажется, будто это символический траур по самой иудейской традиции, которая медленно, но неумолимо уходит в прошлое. И даже полукруглая форма картины чем-то напоминает заходящее солнце, бледнеющее в голубом и золотистом тумане.

Владимир Кара - Еврейское одиночество (2016)

В. Кара. «Еврейское одиночество», 2016 г.

На картине «Еврейское одиночество» перед зрителем предстает мужчина средних лет, с курчавой бородой, перед ним – столик с фаршированной рыбой на тарелке и с вазой фруктов, а в руках – раскрытая книга. Взор его блуждает где-то вдали – он потерян и одинок. Возможно, вчитываясь в старинный фолиант, мужчина стремится ощутить связь с традицией своего народа, пытается ощутить причастность. На столе перед ним – национальная трапеза, но ему не с кем разделить ее, как некому и высказать то, что он находит в книге или то, что происходит в его сердце. Вокруг него – пустота, молчание древней речи своего народа. Да и сам он начинает казаться нездешним, эфемерным – его черты обозначены летучими штрихами, его образ рождается из прозрачных минорных серо-коричневых и белесо-фиолетовых мазков. Его еврейское чувство, его иудейское «я» становится лишь призраком, тенью, которую все труднее спасти от прожекторов и неоновых огней западного мегаполиса…

В.А. Кара рассказывает, как на одной из репетиций Е.П. Поляков сказал танцовщику: «Я знаю, что этот жест ты можешь сделать от начала до конца необыкновенно хорошо. Но ты его не делай до конца. Остановись раньше. Публика этот жест доделает в своем воображении – на этом ты построишь диалог». Этот прием «незаконченности действия» В.А. Кара оценивает как жест особого доверия и уважения к зрителю. Исходя из этого принципа, поверхность большинства его полотен остается незаполненной до конца – каждый зритель имеет возможность дополнить изображение, развить сюжет. Во многих своих работах Владимир Кара сознательно оставляет место для образов и чувств, приносимых с собой на вернисаж зрителями. Его картины приглашают на диалог, создавая возможность для полифонического восприятия авторского замысла, и именно поэтому их хочется пересматривать вновь и вновь…

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.