Иудаизм и опера
В 1715 году устав (таканот) еврейской общины Альтоны-Гамбурга запретил местным евреям ходить в оперу, за исключением дней Хануки и Пурима. Всякий, нарушивший запрет, подлежал наказанию независимо от пола и возраста; если же нарушителем оказывался кто-то из руководства общины, он терял свою должность[1]. Насколько мне известно, это наиболее раннее свидетельство интереса традиционного еврейства к опере.
Опера Фроменталя Галеви «Жидовка» (обложка CD- диска)
То, что впоследствии среди любителей оперы было немало эмансипированных и ассимилированных евреев, общеизвестно: завсегдатаями оперных театров были, к примеру, лидеры сионистов Теодор Герцль и Владимир Жаботинский. Однако среди опероманов было так же немало традиционных евреев. Так, писательница Елена Ган, посетившая Одессу в 30-х годах XIX века, с удивлением отмечала: «Высоко под самым потолком <одесской оперы> виднелись головы в ермолках и пейсах – народа, рассеянного по лицу земли». Другой путешественник, посетивший Одессу в 1839 году, отмечал:
«Посещая много раз Итальянский театр, я имел случай заметить, что большая часть зрителей в партере жиды. Они показались мне страстными охотниками до музыки. C каким жаром принимали они участие то в том, то в другом актере! С каким восторгом аплодировали! <…> Вообще публика здесь любит музыку»[2].
Интерес к опере проявляли и представители немецкой неоортодоксии. Франкфуртский Der Israelit и берлинская Jüdische Press, печатные органы германской ортодоксии, время от времени публиковали благожелательные отзывы об оперных спектаклях, например, о «Самсоне и Далиле» Камиля Сен-Санса[3]. Согласно распространенному мнению, р. Шимшон-Рафаль Гирш, основоположник германской ортодоксии, бывал в опере, хотя профессор Мордехай Бреур, считавшийся лучшим знатоком истории германской неоортодоксии, не нашел этому никаких подтверждений[4]. Однако другие раввины в немецкой опере бывали. К примеру, в двадцатых годах прошлого века в Берлине одновременно оказались четыре будущих вождя американской ортодоксии: р. Менахем-Мендель Шнеерсон, р. Йосеф-Дов Соловейчик, р. Исаак Гутнер и р. Авраам-Йегошуа Гешель. Достоверно известно, что трое последних бывали в опере (у р. Гутнера даже был абонемент)[5], причем р. Гешелю как-то «посчастливилось» оказаться там одновременно с Гитлером[6]. В числе любителей и ценителей оперы были и раввины Нового света: например, р. Йосеф Лукштейн (1902–1979), которого называют дедушкой современных американских синагог[7].
В галахической литературе опера обычно упоминается в контексте обсуждения проблемы коль иша, то есть женского пения. Известные слова Талмуда «голос женщины – непотребство» (Брахот, 24а) многие религиозные авторитеты понимают как абсолютный запрет (для мужчин) слушать любое женское пение, что, естественно, автоматически делает посещение оперы невозможным. Другие раввины, напротив, считают, что общего запрета нет, а запрещено слушать только определенное пение, способное пробудить в мужчине недостойные мысли и желания. К примеру, американский раввин Марк Анджел прямо утверждал, что «мужчины и женщины могут петь в присутствие лиц противоположного пола, если речь идет о песнях религиозного или общекультурного характера – опере, народных песнях или колыбельных»[8]. Споры эти продолжаются по сей день, и будут, скорее всего, продолжаться еще очень долго[9].
Однако женское пение – далеко не единственный контекст, в котором опера упоминается в галахической литературе. Так, в 1944 году Луису Гинзбeргу, ведущему религиозному авторитету консервативного иудаизма, был задан вопрос: может ли кантор выступать в опере в главных ролях. В своем ответе р. Гинзбeрг совершенно проигнорировал тему женского пения, и тем не менее, ответил отрицательно:
«Несмотря на то, что нет никакого специального закона, запрещающего кантору вести службу в синагоге и одновременно петь в опере, мне не кажется, что кантор и оперный певец — это здоровое сочетание. Специального запрета раввину выступать в кабаре тоже нет, но какая община будет серьезно воспринимать кафешантанного певца как раввина? Многим покажется странным, что один и тот же человек сегодня ведет в синагоге молитву Неила, а завтра поет любовный дуэт с неизвестной дамой»[10].
Хотя имя кантора в этом респонсе не названо, известно, что речь идет о будущем прославленном теноре Ричарде Такере (Реувене Тикере), который в 1943-45 гг. вел молитву в Бруклинском еврейском центре. После того как в 1945 Такер дебютировал в Метрополитан-опера, его «дело» обсуждалось комиссией из пяти раввинов, которые большинством голосов (три против двух) потребовали от него отставки. Впрочем, даже став всемирно известным певцом, Такер время от времени вел богослужение в разных синагогах[11] – кстати, точно так же, как его тесть, другой знаменитый тенор Ян Пирс (Яков Перельмут).
Ричард Такер в роли Элазара (Фроменталь Галеви, «Жидовка»)
У популярного «кошерного» беллетриста Ханоха Теллера есть душещипательный рассказ об оперном певце из Горького Нафтали Гинзбурге, который много выступал на оперных площадках «Литвы, Эстонии и Москвы», был любим публикой, однако, обратившись к вере предков, решил, что «опера – некошерная профессия», и стал учиться на кантора[12]. К сожалению, никаких дополнительных сведений о певце или канторе с такой фамилией найти не удалось.
Возвращаясь к Такеру: в числе его друзей и партнеров по сцене был прославленный баритон Леонард Уоррен. Более того, 4 марта 1960 года именно Такер оказался партнером Уоррена в роковом для того спектакле «Сила Судьбы». Тогдашний директор Метрополитен-опера Роберт Бинг вспоминал:
«Такер и Уоррен закончили свой дуэт, после чего Такера — тяжело раненного в бою офицера — на носилках унесли со сцены. Он поднялся на ноги и стал шепотом беседовать со мной. Тем временем Уоррен, затративший какие-то мгновения на то, чтобы открыть злополучную «urna fatale» (шкатулку, содержавшую злосчастный портрет Леоноры), начал свою арию мщения. «Gioia, oh gioia» («Радость, о радость») спел он и вдруг рухнул лицом вниз на пол, как дерево, срубленное топором дровосека. Томас Шипперс остановил оркестр, Такер же бросился к Уоррену… Через двадцать минут доктор Дзорньотти с белым как мел лицом сообщил, что Уоррен скончался»[13].
Пикантность ситуации состояла в том, что Леонард Уоррен, еврей по рождению, крестился и стал набожным католиком; во время рокового спектакля, помимо жены баритона, в зале находился его друг-священник. Иными словами, одним из близких друзей бывшего кантора оказался выкрест!
Трудно сказать, что сказали бы об этой дружбе раввины, спроси их об этом Такер. Однако певец, судя по всему, никогда не обращался к ним с подобными вопросами.