Хасидская экономика
В 1842 году русско-австрийскую границу пересек хасидский цадик Исраэль Фридман, известный ка Ружинский (Рижинский) Ребе. Получив разрешение остаться в Австрии, он поселился недалеко от Черновиц, в небольшом местечке Садигира, где зажил на широкую ногу, поражая богатством и роскошью не только евреев, но даже местных нееврейских аристократов.
Эли Визель, выросший в Венгрии, где сохранилось немало воспоминаний о роскоши садигорского двора, писал: «Его элегантная одежда была сшита на заказ. С самого начала он страстно жаждал богатства и преклонялся перед красотой. Ему принадлежал дворец с музыкантами, слугами и конюшнями. Его синагога в Садигоре вмещала три тысячи верующих. Он никогда не выходил без свиты, состоявшей из сотни помощников, приближенных, поваров, кучеров, музыкантов. На Пасху гости ели с золотых тарелок».Аналогичные свидетельства мы находим во многих еврейских и нееврейских источниках. К примеру, некий христианин, побывавшего в те годы в Садигоре, вспоминал, что дом рабби Исроэла «имел вид княжеского жилища и выделялся роскошью обстановки», а сам цадик регулярно выезжал в великолепной карете с серебряными ручками дверец, на четырех рысаках, в сопровождении множества слуг и лакеев.
Исраэль из Ружина был далеко не единственным праведником, жившим на широкую ногу. Р. Мордехай (Мотл) Тверский (Чернобыльский ребе) построил в своей резиденции роскошный дом, и выезжал в великолепных экипажах. Другой цадик из той же семьи, Давид Тверский (Талнер ребе; 1808–82), окружил себя канторами и клезмерами, и принимал посетителей, сидя в серебряном кресле, на котором были выгравированы слова: «Давид, царь Израиля, жив и здравствует».
Двор цадика напоминал небольшое поместье. Помимо собственно резиденции, там располагались синагога, дом учения, гостиницы для паломников, кухни, баня, прачечная, конюшни, коровники… Многие праведники разбивали обширные сады и парки, куда иногда допускались простые хасиды и прочая публика.
Подобный образ жизни, естественно, требовал колоссальных расходов: нужно было ежедневно закупать огромное количество провизии, платить жалование сотням работников и служащих… На праздники ко двору стекались тысячи паломников, которых нередко кормили за счет хозяина. В отличие от нееврейских богачей, большинство цадиков не имело поместий или фабрик, и не занимались торговлей или банковской деятельностью, которая могла бы служить надежным источником доходов. (Ружинский ребе приобрел небольшое поместье недалеко от Садигоры, однако доходы от него далеко не покрывали расходов двора). Основным источником денежных поступлений стали многочисленные последователи хасидских лидеров. Последние, в свою очередь, создали эффективную систему, позволившую максимально рационализировать доходную часть бюджета.
Важнейшей статьей дохода цадиков стали пидьенот – деньги, которые платили хасиды, посещая своего праведника. <1> Своим названием этот сбор был обязан библейскому стиху «если на него наложен будет выкуп (пидьен), пусть даст выкуп за душу свою» (Шмот, 21:30). Сумма пидьена зависела от времени и места. Минимальной суммой считался серебряный рубль – немалая сумма для девятнадцатого века, когда за пятнадцать-тридцать копеек можно было хорошо пообедать. (См. напр. статью «Российский рубль» в энциклопедии журнала «Вокруг света»). Однако такое подношение считалось проявлением скупости или чрезвычайной бедности. Хорошим тоном считалось преподнести цадику восемнадцать рублей (или других монет), поскольку на иврите восемнадцать – гематрия слова хай, «живой». Самые богатые жертвовали сумму, кратную ста шестидесяти, поскольку 160 – гематрия слово кесеф (деньги, серебро).
Сумма пожертвования обычно зависела от доброй воли хасида. Однако рабби Цви-Гирш из Риманова (род. 1778) сам устанавливал пидьен для каждого посетителя. Такой же обычай существовал при дворе р. Мордехая из Чернобыля. Когда посетитель просил помолиться о его благополучие, цадик называл ему определенную сумму, говоря при этом: «Если Вы дадите мне такую сумму, Ваше желание, с Божьей помощью, исполнится».
Хасидские лидеры разработали настоящую «теологию пидьена», согласно которой от материальной поддержки цадика выигрывает в первую очередь, сам жертвователь. Ученик Магида рабби Элимелех из Лижанска (1717 – 1786), которого считают одним из основателей польского хасидизма, к примеру, писал:
Тот, кто позволяет цадикам получать доход от своего имущества, благодаря этому удержится от греха, и никогда не станет совсем уж мужланом, отрицающим Тору, Боже сохрани. Подарки цадику разрушают силу клипот (сил зла), и между жертвователем и цадиком возникает неразрывная связь, так что злое начало не искушает его грешить слишком много.
Другой хасидский лидер, внук Бешта Моше Хаим Эфраим из Судилкова (ок. 1740–1800 гг.) полагал, что материальная поддержка религиозных лидеров, необходима в первую очередь для того, чтобы последний мог не отвлекаться от своего божественного служения, от которого, в конечном итоге, выигрывает весь мир:
«Люди материи» знают и понимают, что они заботятся о мирских нуждах людей духа, чтобы те наслаждались комфортом и имели все необходимое, и могли не отвлекаться, Боже сохрани. Поэтому люди материи послушны каждому слову людей духа, заботятся о них, и обеспечивают их всем необходимым.
Наконец, цадик и сын цадика Иегуда-Цви из Раздола объяснял необходимость и важность пидьенот, использую популярную в хасидских кругах библейскую метафору «праведник – основа мира» (Мишлей, 10:25):
Таков повсеместный обычай – сотни и тысячи евреев отправляются к одному-единственному цадику, и отдают ему свои деньги. Что это значит, зачем столь много людей отдают деньги одному человеку? Возможно, причина кроется в том, что всякое здание нуждается в основании, а если нет прочного основания – все здание обрушивается. А «праведник – основа мира»…
Не менее важным источником доходов цадика и его двора, служил маамад, или маамад у-мацав – своего рода оброк, который платили все хасиды, где бы они не жили. Как и пидьен, маамад рассматривался как важное средство не только материальной, но прежде всего духовной связи между хасидом и его ребе.
Сбор маамада был поставлен очень серьезно. У каждого цадика хранились списки его последователей, живущих в каждом местечке, с указанием суммы, которую ежегодно выплачивал каждые из них. Для сбора оброка регулярно рассылались специальные сборщики (габаим), подотчетные лично цадику. Как-то сборщик Аарона из Чернобыля побоялся заехать в Кишинев, где в это время свирепствовала эпидемия. Узнав об этом, цадик потребовал от него непременно посетить этот город, заверив, что с ним ничего не случится, поскольку он «воздвиг железную стену между ангелом смерти и Кишиневом».
Сын Ружинско ребе, Давид-Моше из Чорткова, рассказывал, что его отец лично проверял, кто из хасидов заплатил маамад. Как-то, не увидев в списке заплативших одного богатого плательщика, он поинтересовался у сборщика, в чем дело. Тот ответил, что хасид переселился в деревню, и поездка к нему не окупится. Услышав это, возмущенный цадик закричал: «Ты что, не готов потратить лишний рубль, чтобы получить пять золотых? Я требую, чтобы ты потратил хоть пять рублей, чтобы получить с этого человека пять золотых!».
В чрезвычайных обстоятельствах цадики требовали уплаты повышенного оброка. Сохранилось письмо Аарона из Карлина хасидам Овруча (Волынь), в котором ребе писал, что обременен многочисленными долгами, а потому требовал не только заплатить «недоимки» по маамаду, но и заплатить оброк в двойном размере по сравнению с обычным.
Иногда цадику удавалось взять под контроль целое местечко. В этом случае с руководством общины подписывался т.н. контракт магидут, согласно которому ребе считался духовным руководителем местных евреев, а те, в свою очередь, обязались ежегодно посылать ему определенную сумму, и ничего не предпринимать без его совета. Цадику так же передавался контроль за назначением раввинов, канторов, резников и других религиозных функционеров. На эти должности цадик, естественно, назначал своих последователей, тем самым укрепляя свое влияние в общине.
Еще одним эффективным способом «фондрайзинга» были регулярные поездки цадиков, объезжавших своих хасидов. Эти экспедиции тщательно планировались, и осуществлялись с огромной помпой. Цадик ехал в роскошном экипаже, сопровождаемый многочисленной свитой. При въезде в город его встречали многочисленные последователи, нередко собиравшиеся из всех окрестных местечек. Посмотреть на еврейского «святого» приходили и евреи, и неевреи.
Советский историк-гебраист Йехиэль (Ихил) Израилевич Равребе, выросший на Волыни, вспоминал, каким огромным событием были для жителей местечка регулярные визиты Макаровского ребе:
С утра начиналось великое и томительное ожидание появления цадика. Все жители местечка толпятся по той улице, пo которой он должен приехать, впиваясь жадными глазами в даль, не мчится ли уже обратно верховой гонец, высланный навстречу гостю. Тут же, на улице, размещается и местечковая капелла со своими инструментами, готовая каждую минуту заиграть встречный «добрыдзень». Все волнуются, все ждут. И вот гонец летит обратно стрелой. Через несколько минут появляется вдали и колесница цадика, двигающаяся медленно среди приветствующих хасидов. Вдруг раздается бравый встречный гимн. Все отправляются вслед за каретой в назначенную для цадика и его свиты квартиру.
Свита, находящаяся неотлучно у персоны ребе, состоит из нескольких «габоим» и самых преданных ему хасидов, которым оказывается предпочтение во всех парадных выступлениях цадика. Все его дела проходят через их руки. …В синагоге страшная давка. Из всех синагог приходят сегодня молиться в нашу. Вот в дверях синагоги показывается ребе со своей свитой. Все рвутся навстречу пожать ему рук и вообще лицезреть его.
Схожее описание мы находим в трудах известного польского антисемита Ипполита Лютостанского (несмотря на очевидную предвзятость, его сочинения порой не лишены этнографической ценности):
В городе разнеслись радостные слухи о скором приезде какого-то цадика, хотя еще молодого, но уже прославившегося своими чудодеяниями по всему еврейскому миру. Возрадовался еврейский люд радостью великой. Общество еврейское послало ему целую депутацию, которая обязана была ускорить его приезд и в качестве почетного караула проводить до города. Цадику приготовлена была квартира со всеми удобствами. Для него делались большие складчины. Наконец, настал великий день торжественного вступления его во врата города. Евреи высыпали целыми толпами встречать великого мужа. С триумфом толпа евреев довела его до квартиры, и целые дни затем евреи входили и выходили от него. Толпы женщин и ребятишек с утра до вечера толпились возле того дома, где жил цадик.
С каждого посетителя, желавшего получить благословение, взималась определенная сумма. Князь Мещерский, служивший чиновником по особым поручениям при министре внутренних дел, и хорошо знавший жизнь западных губерний, писал, что минимальная плата составляла рубль, «богатые же платили до 1000 рублей». Поэтому хотя подобные поездки требовали значительных затрат, в большинстве случаев они окупались с лихвой. К примеру, цадик Давид Тверский (Тальнер ребе), посетивший в 1864 несколько украинских местечек, собрал в Богуславе более 2000 рублей, а в соседнем Ржищеве – более 1500 рублей.
У цадиков, имевших репутацию чудотворцев, был еще один источник постоянного дохода – продажа камей и амулетов. Родоначальником этого «бизнеса» стал сам основатель хасидизма, Исраэль Бешт. О том, насколько большим спросом пользовался этот товар, красноречиво свидетельствует следующая история, несомненно, списанная автором с натуры:
Перед тем, как закончить постройку, Арье отправился к Ребе за благословением и талисманами. Ребе был к нему очень милостив и одарил, как мог: дал ему четыре истертых копейки, чтоб закопать их в четырех углах дома, сто тридцать восемь металлических иголок, чтоб поместить их под порогами, и другие обереги и амулеты на стены и в углы дома.
Важным подспорьем некоторым цадикам служили «особые отношения» с отдельными богатыми почитателями, евреями и неевреями. К примеру, у Ружинского Ребе регулярно бывал фельдмаршал князь Витгенштейна, который даже хотел подарить цадику дворец в одном из своих местечек. Другой волынский цадик заключил контракт с богатым арендатором, который обязался отчислять ему 0.6% своих доходов в обмен на духовное покровительство.
Как нетрудно догадаться, «хасидская экономика» служила объектом постоянной критики миснагедов и особенно еврейских просветителей, обвинявших цадиков в жадности, эксплуатации, и обмане невежественной паствы. Однако невозможно отрицать, что подавляющее большинство хасидов платило сдвоим лидерам сугубо добровольно, и считало эти «повинности» важной и неотъемлемой частью своей религиозной и духовной жизни. Поэтому система, описанная выше, успешно функционировала вплоть до последней четверти девятнадцатого века, а в некоторых местах и гораздо дольше.