next perv

Библейские образы в романах Давида Шахара. Часть II



Возвращаясь к начатому в предыдущей статье разбору библейских мотивов в иерусалимской эпопее Давида Шахара «Чертог разбитых сосудов», обратимся к ее второму роману – «Путешествие в Ур Халдейский», вышедшему в издательстве «Гешарим – Мосты культуры» в 2003 году в моем переводе. В нем, наряду с квази-мемуарным повествованием о детстве автора в Иерусалиме рубежа двадцатых-тридцатых годов прошлого века, явственно прослеживается одна из самых архетипических тем Библии, которую можно в общих чертах назвать темой «выхода в дорогу». Это тот самый «категорический императив», высшее повеление, с которым на определенном жизненном этапе сталкивается каждый человек и который писатель определяет библейским выражением לֶךְ לְךָ (лех леха́) – «пойди», вошедшим в обиходную речь из первого стиха 12 главы книги Бытия (Берешит):

«И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, и от родни своей, и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе».

ללא שם

Иерусалим на рубеже XX в.

Движимый этим императивом, человек покидает привычное место, чтобы отправиться навстречу неизвестному. Этот выход из пределов обыденного всегда имеет как физический, так и духовный аспект. Первый аккорд этой темы слышен в рассказе об изгнании Адама и Евы из райского сада, ее мощный финал разыгрывается при исходе сынов Израиля из Египта, и между этими событиями глобальной значимости Книга Книг еще не раз и не два преподносит нам очень близкие по сути истории, начинающиеся выходом в неизведанное. История Аврама, в юности покидающего Ур по прямому приказу Бога, – одна из самых знаменательных.

Давид Шахар разворачивает ее маршрут в обратном направлении. Сарказм автора, влюбленного в свой город и неразрывно с ним связанного, состоит в том, что «дольний», земной Иерусалим – довольно типичный провинциальный городок классической литературы – оказывается той самой точкой исхода, которая соответствует библейским Уру, Эдему, Египту. Молодой иерусалимский библиотекарь Исраэль (Срулик) Шошан мечтает отправиться вспять – из Иерусалима, в котором он родился и провел детство, учился в йешиве, а затем в учительской семинарии, – в Ур Халдейский, по следам праотца Авраама:

Это исследование станет делом его жизни, распространится на все аспекты главы «Пойди», начиная с географического, с изучения каждого места, связанного с праотцем Авраамом, от Ура Халдейского до Хеврона, и кончая метафизическим аспектом странствий души на пути к совершенству.

В его представлении физическое, «моторное» движение неотделимо от пути души:

К блаженному трепету от самой езды […] добавлялось нечто вроде философии, примыкавшей к «глубинному и сущностному», некая метафизика «Пойди из земли твоей». Человек, личность и даже «свобода души» […] и, если хотите, суть всей жизни – не что иное как езда. Душа совершает свой земной путь в предназначенном для нее теле, и путешествие всегда начинается с отрыва и с исхода. Отрыв – это исходная точка, и с нее начинается индивидуальность человека и его независимость. Отрыв начинается с самого возвышенного и умозрительного и распространяется на самое низкое и приземленное. Сперва душа отрывается от своего корня – от мировой души – и посылается в предназначенное для нее тело, в ее транспортное средство.

Но уже в этой исходной точке начинаются всяческие неполадки и недоразумения, вроде тех случаев, когда мелкая лилипутская душонка отправляется ездить на этаком громадном грузовике, и наоборот – великая душа насильно втискивается в малюсенькую немощную машинку. Однако […] посмотрим, как вместе с этим высшим отрывом уважаемого шофера происходит отрыв самого транспортного средства от завода-производителя – младенца от материнской утробы, а впоследствии – подросшего человека от пуповины отчего дома, когда подан знак: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего». И он только и ждал, только и мечтал, чтобы подан был этот знак: «Пойди».

И, действительно, «всяческие неполадки и недоразумения», те самые «жизненные обстоятельства», из которых строится как повествовательная ткань всякого романа, так и любое реальное течение внешних событий, раз за разом срывают этот план. Шахар показывает этот процесс построения и разрушения планов с характерной иронией, присущей, по наблюдению Милана Кундеры, новой истории и ее наиболее адекватному выражению в литературе – романной форме. Но источник этой иронии следует искать не в европейском просвещении и не в рационализме нового времени, а как раз в еврейской Библии, где принцип «человек предполагает, а Бог располагает» постоянно напоминает о себе.

В один из последних дней перед окончанием обучения в семинарии и намеченной поездкой в класс входит секретарша и сообщает, что «учащегося Исраэля Шошана просят к телефону» – событие по тем временам из ряда вон выходящее (Иерусалимский телефонный справочник конца 20-х годов содержит не более трехсот номеров).

– Это говорит мама. […] Не пугайся, я только хотела попросить, чтобы ты сразу вернулся домой после занятий. Это связано с папой. Нет, он не заболел, он уехал.

Мы помним многочисленных «вестников» Библии и древнегреческой драмы, но в данном случае в действие вступает совершенно убийственная ирония судьбы: она заключается в том, что отец юного мечтателя, Авраам Шошан, по прозвищу «Отстроится Храм», тоже прислушался к давно не дававшему ему покоя зову «пойди». Бросив семью, он внезапно снялся с места и отправился в дальнее бессрочное странствие по польским местечкам со своим деревянным макетом храма. А значит, юному Срулику придется остаться в Иерусалиме, чтобы зарабатывать деньги и ухаживать за больной матерью. Одно «пойди» перечеркивает или, по крайней мере, на неопределенное время оттягивает другое «пойди». И это повторяется, ввиду разных обстоятельств, снова и снова. В конце концов, Срулик всё же отправится в дальнее странствие, но то будет отнюдь не Ур, ставший в те годы особенно популярным благодаря сенсационным раскопкам в Ираке сэра Леонарда Вулли. Финал полной переворотов жизни Исраэля Шошана – смерть пастора-кальвиниста от рака легких в Иерусалиме (автор предпослал истории его юности, поместив его в первый роман эпопеи – «Лето на улице Пророков»).

Можно было бы увидеть в «Путешествии в Ур Халдейский» подобие традиционного романа воспитания, характерного для европейской литературы 17-19 веков. Императив «пойди» переживают и прочие действующие лица эпопеи, от эпизодических персонажей до главных героев: и Гавриэль Лурия, отправленный отцом на учение в Париж и оказавшийся батраком в бретонской деревне, а затем грузчиком в Нойоне, где он встретил ставшего кальвинистским пастором Исраэля Шошана («Лето на улице Пророков»); и Берл Рабан, бросивший службу в глазной клинике ради жизни поэта («День графини»); и сам повествователь, надолго отрывающийся от города своего детства и, подобно всем прочим, неизменно возвращающийся к нему. Можно было бы счесть проделанный Исраэлем Шошаном путь от колыбели в квартале Геула – через кальвинистскую общину в Голландии – к могиле на иерусалимском протестантском кладбище неким подобием «Пути паломника» Джона Баньяна или вольтеровского «Кандида», когда бы не саркастическая улыбка Непознаваемого, присущая библейской традиции ничуть не менее, чем моральная проповедь, и постоянно сопровождающая всех без исключения героев Шахара.

David_Shahar

Давид Шахар (1926- 1997)

Cогласно Шахару, на каждую заметную поверхностному взгляду меру иронии находится куда бо́льшая мера у Всевышнего, до поры до времени скрытая от человеческого понимания. Именно это делает возможным внезапное прозрение, когда после долгого странствия выясняется, что провинциальный Иерусалим детства отнюдь не только точка исхода на пути, но и не что иное, как конечная точка назначения. «Иерусалим горний», к которому стремится душа, находится в том же самом месте, что и «Иерусалим дольний». И так мы застаем смертельно больного пастора Шошана за тем самым занятием, от которого много лет назад бежал ешиботник Срулик: он читает Гемарру.

 

Вы находитесь на старой версии сайта, которая больше не обновляется. Основные разделы и часть материалов переехали на dadada.live.